– Отлично, – кивнул Баттерс. – Отлично. На гитаре продолжаете играть?

– Ну, я держу ее. Издаю какие-то звуки. Назвать это «игрой» было бы преувеличением, – я махнул рукой в сторону Молли. – Уолдо Баттерс, а это Молли Карпентер, моя ученица.

– Ученица, да? – Баттерс протянул руку и ей. – Приятно познакомиться. Он что, превращает вас в белок, и рыбок, и все такое, как в «Мече в Камне»?

– Если бы, – вздохнула Молли. – Я все пытаюсь уговорить его показать мне, как превращаться во всякое, но он не хочет.

– Я пообещал твоим родителям, что не позволю тебе превратиться в комок слизи, – напомнил я ей. – Скажите, Баттерс, вас никто – не будем называть имен – не предупреждал, что я могу заскочить?

– Было дело, – кивнул коротышка-патологоанатом. Он покачал пальцем в воздухе, подошел к двери, запер ее и привалился к ней спиной. – Не забывайте, Дрезден, я ведь не могу разбрасываться информацией направо и налево, верно? Работа у меня такая.

– Разумеется.

– Значит, вы от меня этого не слышали.

Я покосился на Молли.

– А кто-то говорил иначе?

– Вот и отлично, – сказал Баттерс. Он подошел ко мне и сунул в руку стопку бумаг.

– Имена и адреса больных, – произнес он.

Я нахмурился и просмотрел несколько листов: колонки текста, в основном чисто профессионального, поганого качества фотографии.

– Жертвы?

– Официально они скончались от естественных причин, – он стиснул на мгновение зубы. – Но… угу, я совершенно убежден, что это жертвы.

– Почему?

Он открыл рот, закрыл его и нахмурился.

– Вам приходилось видеть что-нибудь краем глаза? Так, чтобы, когда вы посмотрите на это прямо, там ничего не оказалось? Ну, или по крайней мере, оказалось, но не то, что показалось сначала?

– Конечно.

– Вот и здесь так, – сказал он. – Большинство видит в этом классические, обычные самоубийства. Всего лишь мелочи не укладываются в общую картину. Вы понимаете?

– Нет, – признался я. – Просветите меня.

– Возьмем хоть эту, верхнюю, – вздохнул он. – Полина Московитц. Тридцать девять лет, двое детей, муж, две собаки. Исчезла вечером в пятницу и вскрыла себе вены в гостиничной ванне около трех утра в субботу.

Я пробежал листок глазами.

– Я правильно понял? Она принимала антидепрессанты?

– Да, да, – кивнул Баттерс. – Но в пределах разумного. Восемь лет их принимала, и держалась вполне стабильно. И никаких суицидальных склонностей за ней тоже не наблюдалось.

Я покосился на поганого качества фотографию женщины заурядной внешности, лежавшей нагишом в ванне с помутневшей от крови водой.

– И что вас насторожило?

– Порезы, – ответил Баттерс. – Она пользовалась макетным ножом. Он лежал в ванной рядом с ней. Она перерезала связки на обеих запястьях.

– И что?

– А то, – хмыкнул Баттерс. – Стоило ей перерезать связки на одном запястье, как это очень и очень ограничило в подвижности пальцы этой руки. И как она тогда ухитрилась повторить это с другой рукой? Двумя ножами одновременно? Тогда где второй нож?

– Ну, может, она его зубами держала? – предположил я.

– Допустим, я зажмурился, бросил камень в сторону озера, а попал в лодку, – сказал Баттерс.