Эномото встал около Сабухиро и совершил молчаливую молитву перед маленьким надгробьем. Потом посмотрел в лицо сидящему другу.

– Сабу‑тян! – заговорил он глухим голосом. – У тебя было что‑нибудь с Тамаки?

Лицо Сабухиро внезапно сморщилось. Его словно прорвало:

– Эно, в тот вечер я впервые обладал девушкой. В тот вечер мы с Тамаки в первый раз вступили в близость.

– В тот вечер – это когда?

– В тот самый вечер, когда ее убили. Мы стали близки с ней, а через какие‑то полчаса ее убили.

Сабухиро разрыдался.

– Сабу‑тян! – Эномото попробовал остановить его суровым взглядом, но не выдержал и просто сел на пенек напротив. – Расскажи поподробнее. Значит, ты встречался с Тамаки в четверг вечером?

– Ага, – Сабухиро мотнул головой, словно его встряхнули. Одной рукой он продолжал тереть глаза.

– И где же?

– Я пришел к ней домой… До чего стыдно, что я реву! Эно, выслушай меня, я расскажу тебе про тот вечер.

Сабухиро, наконец, вытер слезы, высморкался и, глядя куда‑то в сторону, запинаясь, начал:

– В тот день мои съемки закончились в пять часов. Режиссер хвалил меня, я был страшно доволен и, приехав в Хинодэ, отправился прямо к Тамаки. Было уже часов семь. Она была одна, валялась на постели какая‑то унылая. Меня прямо распирало от радости, я уселся рядом, начал болтать без умолку, а она становилась все грустнее и грустнее. Я спросил ее, в чем дело, а она ответила, что хочет умереть.

– Хочет умереть? Тамаки?

– Да. Но это так, ерунда. Сказала, что между родителями последнее время все уж слишком заладилась. После того письма у них прямо как в поговорке – от дождя земля тверже. Оба друг перед другом так и стараются, так и стараются. Видеть, говорит, не могу. То есть слышать. Понимаешь, у нее отец с матерью уж чересчур этим делом бесцеремонно занимаются. Поэтому девчонке в таком возрасте тяжело с ними. Вот она и говорила, что умереть хочет. Тут мне ее так жалко стало, так жалко – и я сделал ей предложение.

– И что?

– Тамаки тут же развеселилась. Позвала меня вместе принять ванну.

Я забеспокоился, вдруг мать вернется, а она сказала: да нет, мама сегодня в кинотеатре отцу помогает, а потом они всегда вместе после работы куда‑нибудь заходят, так что до девяти‑то уж точно нам никто не помешает. И мы пошли. А ванна‑то маленькая – ну, мы с ней оба разгорелись и соединились.

– В ванне?

В вопросе Эномото не было ни насмешки, ни скабрезного любопытства. Сабухиро встречался с Тамаки прямо накануне ее смерти, и судя по суровому выражению лица Эномото, тот пытался нащупать в разговоре с приятелем хоть какой‑то намек на возможную причину убийства.

– А что делать! Мы же там с ней и были.

– Что потом?

– Что‑что! Пошли и как были голые, так в постель и нырнули. Я размечтался, планы на будущее начал строить. Расхвастался – я, говорю, конечно не Эно, главных героев играть не буду, но и на своих ролях успеха добьюсь. И Тамаки тоже подтвердила, что меня ждет успех. Я… У меня… – тут Сабухиро немного замялся. – У меня это в первый раз было, понимаешь? И у Тамаки тоже. А потом мы опять… Эно, а у тебя уже было с девчонкой?

Вопрос прозвучал внезапно, но Эномото ничуть не смутился и все тем же суровым тоном ответил:

– Это не важно. Говори, что было дальше.

– Да не скрывай ты. Было у тебя с Киёми?

– Нет. Мне вообще такие девицы не особо нравятся. Чокнутая она малость.

Сабухиро фыркнул и пристально посмотрел на приятеля:

– Вот оно как! А ей тебя терять не хотелось!

– Оставь это, рассказывай дальше.