Генри стоял, нагнувшись, над закипающим котелком с бобами и подкладывал
туда колотый лед, когда за его спиной вдруг послышался звук удара, возглас
Билла и пронзительный визг. Он выпрямился и успел разглядеть только неясные
очертания какого-то зверя, промчавшегося по снегу и скрывшегося в темноте.
Потом Генри увидел, что Билл не то с торжествующим, не то с убитым видом
стоит среди собак, держа в одной руке палку, а в другой хвост вяленого
лосося.
-- Половину все-таки утащил! -- крикнул он. -- Зато я всыпал ему как
следует. Слышал визг?
-- А кто это? -- спросил Генри.
-- Не разобрал. Могу только сказать, что ноги, и пасть, и шкура у него
имеются, как у всякой собаки.
-- Ручной волк, что ли?
-- Волк или не волк, только, должно быть, действительно ручной, если
является прямо к кормежке и хватает рыбу.
Этой ночью, когда они сидели после ужина на ящике, покуривая трубки,
круг горящих глаз сузился еще больше.
-- Хорошо бы они стадо лосей где-нибудь спугнули и оставили нас в
покое, -- сказал Билл.
Его товарищ пробормотал что-то не совсем любезное, и минут двадцать они
сидели молча: Генри -- уставившись на огонь, а Билл -- на круг горящих глаз,
светившийся в темноте, совсем близко от костра.
-- Хорошо было бы сейчас подкатить к МакГэрри... -- снова начал Билл.
-- Да брось ты свое "хорошо бы", перестань ныть! -- не выдержал Генри.
-- Изжога у тебя, вот ты и скулишь. Выпей соды -- сразу полегчает, и мне с
тобою будет веселее.
Утром Генри разбудила отчаянная брань. Он поднялся на локте и увидел,
что Билл стоит среди собак у разгорающегося костра и с искаженным от
бешенства лицом яростно размахивает руками.
-- Эй! -- крикнул Генри. -- Что случилось?
-- Фрог убежал, -- услышал он в ответ.
-- Быть не может!
-- Говорю тебе, убежал.
Генри выскочил из-под одеяла и кинулся к собакам.
Внимательно пересчитав их, он присоединил свой голос к проклятиям,
которые его товарищ посылал по адресу всесильной Северной глуши, лишившей их
еще одной собаки.
-- Фрог был самый сильный во всей упряжке, -- закончил свою речь Билл.
-- И ведь смышленый! -- прибавил Генри.
Такова была вторая эпитафия за эти два дня.
Завтрак прошел невесело; оставшуюся четверку собак запрягли в сани.
День этот был точным повторением многих предыдущих дней. Путники молча брели
по снежной пустыне. Безмолвие нарушал лишь вой преследователей, которые
гнались за ними по пятам, не показываясь на глаза. С наступлением темноты,
когда погоня, как и следовало ожидать, приблизилась, вой послышался почти
рядом; собаки дрожали от страха, метались и путали постромки, еще больше
угнетая этим людей.
-- Ну, безмозглые твари, теперь уж никуда не денетесь, -- с довольным
видом сказал Билл на очередной стоянке. |