— Интересно будетъ взглянуть на нее, — сказалъ помощникъ.

— Это очень легко, — сказалъ шкиперъ. — Я виделъ, какъ ихъ делаетъ моя жена. Она ихъ называетъ токами. Нужно только сделать форму изъ картона, а потомъ натянуть на нее матерію.

Платье это произвело удивительную перемену въ девушке. Просто удивительную. Она словно сразу переродилась и превратилась въ барышню. И вся кают-компанія смотрела ей въ глаза и повиновалась каждому ея слову, а что касается меня, то право она, кажется, думала, что я нарочно приставленъ къ ней, чтобы ей прислуживать.

Да и нужно сказать, что ей повезло. Погода стояла все время прекрасная, такъ что дела особеннаго ни у кого не было, и если только она не выслушивала добрые советы шкипера или помощника, то ужъ наверно болтала со вторымъ, или съ третьимъ офицеромъ, которые оба за ней ухаживали. М. Скоттъ, второй офицеръ, первые два, три дня не обращалъ на нее никакого вниманія, и я только потому заметилъ, что онъ влюбленъ, что онъ сталъ невежливо обходиться съ м. Фишеромъ, и вдругъ пересталъ ругаться, да такъ внезапно, что я удивляюсь, какъ это ему не повредило.

Мне кажется, что сначала девушке нравилось ихъ вниманіе, но черезъ несколько времени оно ей решительно надоело. Ей, правда, не давали ни минуты покоя, бедняжке. Если она стояла на палубе, смотря за бортъ, сейчасъ же подходилъ къ ней третій офицеръ и начиналъ говорить, какъ изъ романа, про море, про уединенную жизнь моряковъ, а м. Скоттъ, я самъ слышалъ, повторялъ ей стихи. Шкиперъ тоже услыхалъ это, и такъ какъ онъ относился подозрительно ко всякимъ стихамъ, да и не дослышалъ ихъ какъ следуетъ, то позвалъ его съ себе и велелъ повторить ихъ при немъ. Верно онъ и тутъ не слишкомъ-то хорошо понялъ, въ чемъ дело, потому что позвалъ помощника и велелъ опять повторить, чтобы и тотъ слышалъ. Помощникъ сказалъ, что это все ерунда, и тогда шкиперъ объявилъ м. Скотту, что если онъ еще когда-нибудь поймаетъ его на чем-нибудь подобномъ, то дастъ ему себя знать.

Несомненно, что оба молодые человека были совершенно искренни. Как-то разъ она сказала, что никогда, никогда не полюбитъ человека, который пьетъ и куритъ, и что же бы вы думали? Сейчасъ же оба молодца принесли ей свои трубки, чтобы она ихъ бросила въ море; и мучились же они потомъ, видя какъ курятъ другіе! Просто жалость была смотреть.

Наконецъ, дошло до того, что помощникъ, который, какъ я уже говорилъ, былъ человекъ очень щепетильный, предложилъ опять собраться комитету. Дело было очень серьезное, и онъ произнесъ длинную, торжественную речь о томъ, что онъ самъ отецъ семейства, и что второй и третій офицеры слишкомъ внимательны къ миссъ Мало, и что обязанность шкипера остановить это.

— Какъ? — говоритъ шкиперъ.

— Прекратите игру въ шашки и въ карты, и чтеніе стиховъ, — говоритъ помощникъ. — Девушке оказывается слишкомъ много вниманія; это вскружитъ ей голову. Употребите свою власть, сэръ, и запретите это.

Шкиперъ такъ былъ пораженъ этими словами, что не только запретилъ всякую игру, но еще не позволилъ молодымъ людямъ говорить съ девушкой иначе, какъ за столомъ или во время общаго разговора. Никому изъ нихъ это не понравилось, хотя девушка и сделала видъ, что довольна, и въ продолженіе целой недели въ нашей каюте царствовала тишина, чтобы не сказать — скука.

Все опять пошло по-старому после одного очень любопытнаго случая. Я только что подалъ въ каюту вечерній чай и остановился у палубной лестницы, чтобы пропустить шкипера и м. Фишера, какъ вдругъ мы услыхали звукъ громкой пощечины. Все мы сразу бросились въ каюту, и тамъ увидали помощника, который держался рукой за щеку съ такимъ видомъ, будто его оглушилъ громовый ударъ, и миссъ Мало, которая такъ и сверкала на него глазами.

— Мистеръ Джаксонъ! — говоритъ шкиперъ страшнымъ голосомъ, — что это значитъ?

— Спросите у нея, — кричитъ помощникъ.