— Было время, когда я считалъ ее самой прелестной женщиной въ Англіи, — сказалъ онъ выразительно.

М-ссъ Доттонъ наивно улыбалась и опускала глазки. М. Стайль придвинулъ свой стулъ поближе къ ней и взглянулъ на пріятеля.

— Буртонъ, — сказалъ онъ.

— Сэръ? — огрызнулся тотъ.

— Сбегайте домой и принесите мне мою трубку, — сказалъ м. Стайль. — Я забылъ ее на камине.

М. Буртонъ колебался, и такъ какъ вдова случайно смотрела въ другую сторону, онъ погрозилъ кулакомъ своему высшему начальству.

— Ну, скорее, — произнесъ м. Стайль повелительно.

— Очень сожалею, сэръ, — сказалъ м. Буртонъ, несчастное положеніе котораго сделало его находчивымъ, — но я разбилъ ее.

— Разбилъ? — повторилъ тотъ.

— Да, сэръ, — сказалъ м. Буртонъ. — Я уронилъ ее на полъ и нечаянно наступилъ на нее; раздробилъ на мелкіе кусочки.

М. Стайль выбранилъ его какъ следуетъ за его небрежность и спросилъ, знаетъ ли онъ, что эта трубка — подарокъ итальянскаго посланника?

— Буртонъ всегда былъ неловокъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ вдове. — Когда онъ былъ со мной на „Разрушителе", его такъ и звали „Буртонъ-Увалень"; это было его постоянное прозвище.

И во весь остальной вечеръ онъ то говорилъ комплименты вдове, то разсказывалъ анекдоты про Буртона, которые все имели целью выставить въ нелестномъ свете его умъ и поведеніе. И несчастная жертва, после двухъ или трехъ безплодныхъ попытокъ къ противоречію, могла только молча и безсильно злиться, видя пристрастное ослепленіе хозяйки дома. Едва только они успели выйти на улицу, какъ его долго сдерживаемое раздраженіе вылилось въ целомъ потоке ругательствъ по адресу безсовестнаго товарища.

— Не могу же я изменить того, что я красивъ, — возразилъ тотъ, самодовольно ухмыляясь.

— Твоя красота не повредила бы никому, — сказалъ м. Буртонъ, скрипящимъ голосомъ. — Все дело въ этомъ адмиральстве. Оно вскружило ей голову.

М. Станль улыбнулся. — Она, конечно, скажетъ „да", какъ только я этого захочу, — заметилъ онъ. — И помни, Джорджъ, что твой приборъ всегда будетъ накрытъ у насъ, когда бы тебе ни вздумалось зайти.

— О, въ самомъ деле! — возразилъ м. Буртонъ съ злобной усмешкой. — Но представь себе, что я не далее какъ завтра утромъ разскажу ей всю правду насчетъ тебя. Если ужъ она не можетъ достаться мне, то пусть же и тебе не достается!

— Да, это повредитъ и твоимъ шансамъ, — сказалъ м. Стайль. — Она никогда не проститъ тебе, что ты ее такъ одурачилъ. А пожалуй и жаль будетъ, что мы не получимъ ее, ни тотъ, ни другой.

— Ты змея! — дико закричалъ м. Буртонъ. — Змея, которую я отогрелъ на своей груди!

— Ну, къ чему говорить такія неделикатныя вещи, Джорджъ, — съ упрекомъ сказалъ м. Стайнь, останавливаясь у двери ихъ дома. — Сядемъ-ка лучше, да обсудимъ все потихоньку.

М. Буртонъ вошелъ вследъ за нимъ въ комнату и расположился на первомъ попавшемся стуле, въ ожиданіи.

— Она очевидно увлечена мной, — медленно началъ м. Стайль. — Очевидно также, что если ты скажешь ей правду, это можетъ испортить мои шансы.