..
Пуаро печально покачал головой.
- Одно хорошо: они закрыли этот аэродром, - сказала старая леди. - Просто позор, когда молодые летчики приходили сюда с этими ужасными девицами. Ну и девицы! Не знаю, о чем только думают их матери. Разрешать им так шляться! Я порицаю правительство: матерей посылают работать на заводах, освобождают только тех, у кого маленькие дети. Чепуха и ерунда!
За маленьким ребенком каждый может присмотреть. Младенец не побежит за солдатами. А за девушками от четырнадцати до восемнадцати лет действительно надо смотреть. Им нужны матери. Только они могут знать, что у дочек на уме. Солдаты! Летчики! Только об этом девчонки и думают...
Американцы! Негры! Поляки...
Возмущение старой леди было так велико, что она закашлялась. Когда кашель прошел, она продолжала, все больше распаляясь:
- Почему вокруг их лагерей колючая проволока? Чтобы солдаты не приставали к девушкам? Нет, чтобы девушки не приставали к солдатам! Они просто помешаны на мужчинах. Посмотрите, как они одеваются. Брюки! А некоторые дуры носят шорты! Они не делали бы этого, если бы знали, как это выглядит сзади!
- Я согласен с вами, мадам...
- А что они носят на головах?! Шляпы? Нет, скрученный кусок материи, а лица покрывают краской и пудрой. Грязное пятно вокруг рта. Красные ногти не только на руках, но и на ногах!..
Старая леди сделала передышку и выжидательно посмотрела на Пуаро. Он вздохнул и покачал головой.
- Даже в церкви, - продолжала старая леди, - без шляпы. Иногда даже без этих глупых шарфов. Только эти безобразные, завитые перманентом волосы.
Волосы? Никто сейчас и не знает, что такое волосы. Когда я была молода, я могла сидеть на своих волосах!..
Пуаро бросил украдкой взгляд на серо-стальные букли. Казалось невероятным, что эта свирепая старая леди когда-то была молода.
- На днях одна из них заглянула сюда, - продолжала старая леди. - Повязанная оранжевым шарфом, накрашенная и напудренная. Я посмотрела на нее. Я только посмотрела на нее! И она ушла обратно!
- Она не принадлежала к постоянным жильцам, - продолжала старая леди. - Ни одна подобная особа здесь не останавливается, слава Богу. Так что же ей понадобилось в спальне мужчины? Отвратительно, иначе не назовешь. Я сказала об этой девице хозяйке, этой Липинкот, но она так же испорчена, как и все, - готова бежать на край света ради любого, кто носит брюки.
У Пуаро пробудился легкий интерес к рассказу.
- Та женщина вышла из спальни мужчины? - переспросил он.
Старая леди с жаром ухватилась за эту тему.
- Да, именно так. Я видела ее своими собственными глазами. Из пятого номера.
- А в какой день это было?
- Накануне того дня, когда поднялся весь этот шум с убитым мужчиной.
Какой позор, что все это случилось здесь. Раньше это было очень приличное старомодное местечко. А теперь...
- А в котором часу дня это было?
- Дня? Это было вовсе не днем. Вечером. Даже поздно вечером.
Совершенный позор! После десяти. Я ложусь спать в четверть одиннадцатого.
И вот она выходит из номера пятого, наглая бесстыдница, пялится на меня, затем снова скрывается в номере, смеясь и болтая с тем мужчиной.
- Вы слышали его голос?
- Я же говорю вам. |