И почему я не остался в пыточной камере?! Перенес бы, наверное, пытки маньяка Никодима и остался бы жив… Секретная операция преисподней - этим не шутят! Одно дело - погибнуть, овеянным славой и почестями, в борьбе с Воителем, и совсем другое - угодить ненароком под копыта злого духа, сгинуть никому не известной жертвой!.. Еще и смеяться будут бесы, поминая меня: ввязался, дескать, дурак… По собственной глупости… Спасая никому не нужных людишек…

    За телегой ковылял десяток нищих, закутанных в вонючие тряпки. Никто их даже и не пытался отогнать - не в традициях праздника. Если бы и попытались - ничего не вышло бы: зомби хоть и медлительны, но очень сильны… Следом текли и текли телеги…

    Толпа разразилась новой серией воплей - это навстречу свадебной процессии вылетел на черном жеребце Филимон собственной персоной, окруженный нелюдями в нарядах опричников. Нелюди, освобождая дорогу себе и своему предводителю, распихивали публику без всяких церемоний.

    Филимонов жеребец рыл землю копытом и злобно фыркал. Из ноздрей коняги вылетали желтые огненные искры…

    Интересно, а под кого замаскирован второй демон смерти?

    -  Батюшка-царь молодых откушать приглашает! - провозгласил Филимон, поклонившись так низко, что едва удержал собственное тело в седле.

    Умильно взревела толпа. Филимон, озвучив приглашение, чего-то замешкался. Жеребец его поднялся на дыбы и застыл, словно окаменев. Люди изумленно примолкли. Филимон вздернул вверх руку, явно собираясь отдать какое-то приказание. Тонкие губы его сжались. Из ноздрей жеребца вылетели целые снопы искр.

    Я перевел взгляд на лицо Георгия. Тот с открытым ртом смотрел на беса, пытаясь понять, что, собственно, происходит… Нелюди, уже почти не скрываясь, обнажили сабли. Из ртов их полезли длинные клыки, головы втянулись в шеи, покрываясь поверх волос жесткой собачьей шерстью. Зомби, окружив телегу, распахнули маскировочные лохмотья, выставив на всеобщее обозрение торчавшие из гниющей плоти желтые крепкие кости. Наступила минута «икс».

    Полную тишину (кажется, смолкли даже вороны над головами собравшихся) прорезал девичий вопль:

    -  Зло! Зло! Страшное зло! Гаврила… Не-э-эт!!!

    И я увидел Гаврилу!.. Этот дурак, зажмурив глаза, видимо, от страха перед неминуемым наказанием, пер на телегу, вытянув губы трубочкой, как для поцелуя. Наверное, узрев предмет вожделения, забыл обо всем на свете, мечтая лишь о прощальном лобзании…

    Я посмотрел на Оксану. Она не обращала никакого внимания на Гаврилу, уставившись на Филимона. Странное что-то творилось с ее лицом. Его черты - черты чарующей красоты - подергивались, словно отражение в глубоком колодце. Сквозь смуглую кожу пока еще неясно проглядывали пугающие очертания…

    -  Зло! Зло! - кричала Прибрежная Галька, указывая пальцем на Оксану. - Большое зло! Страшное зло! Вернись!

    Филимон сжал вскинутую руку в кулак, и я всё понял! Рискуя сорвать операцию, подпрыгнул что было сил, по головам, по плечам сгрудившихся людей кинулся перехватывать Гаврилу. А тот, боясь открыть глаза, уже влезал на телегу.

    -  Отрок… - изумленно просипел богатырь Георгий. - Чего тебе надобно?

    -  Оксанушка… - тихонько простонал Гаврила. Филимон выкрикнул первые фразы заклинания, вызывая духов.

    С неба грянул гром, и то, что секунду назад было очаровательной индианкой Оксаной, взметнулось вверх, раскладываясь, словно пружина. Платье разлетелось клочьями. Голова койота на змеиной шее, запрокинувшись, провыла в мгновенно потемневшее небо проклятие на никому не понятном языке.