-  Знаю, знаю, - вяло огрызнулся я. - Чик… - Одноглазый вдруг подбоченился, упер руки в бока и вскинул удлиненный бородой подбородок.

    -  Да! - объявил он. - Лихой разбойник, душегуб, церковный вор, гроза округи - Пахом!

    -  Прозывается Чик! - заученным хоровым речитативом продолжила вся компания.

    -  А?

    -  Чик! - повторил одноглазый Пахом.

    Это у него прозвище такое? У разбойника, грозы округи?

    -  Что значит - Чик? - на свою беду пробормотал я.

    -  Чик - хоть топором, хоть… - с готовностью принялся объяснять Пахом.

    -  Понял! - выкрикнул я. - Слышал уже! Так что тебе от меня нужно, Пахом-Чик?

    Имя и прозвище, произнесенные друг за другом, слились в довольно комичное слово. Неожиданно для самого себя я хихикнул.

    -  Что?! - взревел Пахом-Чик, хватаясь за топоры. - Мое имя не приводит тебя в ужас?!!

    -  Приводит, - подавив смешок, ответил я. - Приводит, успокойся…

    Не хватало еще всерьез его разозлить. В моем положении это уже лишнее… Впрочем, он и так собирается меня убить… Почему же сразу не зарубил, как Гаврилу? Обложил иконами, свечки церковные зажег вокруг… Пленил ведь… Поглумиться хочет, или что-то еще у него на уме?.. Да, смешного вообще-то мало.

    -  А ежели страшишься меня, - ревел Пахом-Чик, - то отвечай как на духу: кто ты есть - человек или демон?

    Что сказать? Участь мою разбойник уже решил: будь я тот или другой - топора не избежать…

    -  Ну демон, - признался я. - То есть бес. - Разбойники загомонили. Пахом-Чик взмахом руки заставил их умолкнуть.

    -  Зачем ты здесь? - продолжил он допрос. - Кто прислал тебя в убежище наше?

    -  Какое убежище? - удивился я. - Мы с товарищем к мельнику Феде зашли. А его опричники поластали…

    С трудом приподняв голову, я огляделся. Да ведь это и есть та самая каморка, где Гаврила меня уложил. Вон и топчан, покрытый звериными шкурами. Только теперь его к стене отодвинули. Вместо лучины под потолком - церковные свечи, забор из икон… Каморка изменилась - вот я ее сразу и не признал…

    -  Федя от опричников нас прячет! - проговорил, хмурясь, Пахом-Чик. - Добычу нашу хоронит… - Он широким жестом указал на иконы. - Не стал бы Федя невесть кого к себе приглашать, зная, что ночью я с ребятами своими лихими пожалую.

    -  Он и не приглашал, - сознался я. - Мы так… Неожиданно хотели нагрянуть - сюрприз ему преподнести.

    Разбойники снова загомонили: их взволновало таинственное слово «сюрприз».

    -  Ну, в смысле, приятное ему хотели сделать, - поспешил пояснить я. - А тут - опричники! Человек двадцать, наверное. Мы ввязались было в драку, но их было слишком много. Федю утащили, а мы остались. Я так утомился, что уснул. А Гаврила… Что мельник скажет, когда узнает, что вы приятеля его грохнули?

    -  Этот приятель, - пробурчал Пахом-Чик, - Васе Косому руку сломал, Абрашке голову проломил, а в Стеньку Лютого плюнул так, что тот, бедняга, и сказать нам ничего не успел - дара речи лишился напрочь!

    Новость меня немного, но порадовала: Гаврила не сдался без боя, изрядно потрепал этих уголовников, прежде чем они его… Жалко парня всё-таки.