Изменить размер шрифта - +

     Жоана, жена погонщика, которая пила не меньше мужчин, рассказала,
что на одной фазенде,  в сертане,  где она жила до того,  как приехать
сюда,  на  юг,  как-то  произошла  печальная история.  Змея проникла в
каза-гранде,  когда хозяева были в отъезде. Они обычно возвращались на
фазенду  в  конце  года;  на  этот раз они приехали счастливые - у них
родился ребенок. Но приползла змея и спряталась в колыбели их первенца
(они поженились лишь немногим более года назад). Ребенок плакал, прося
материнской груди,  и наивно принялся сосать хвост змеи.  На утро  его
нашли  с  хвостом  спавшей  жарарака  во рту,  однако он уже не сосал,
потому что был мертв.  Мать выбежала  в  поле,  распущенные  белокурые
волосы  ее развевались по ветру,  босые ноги - таких ног Жоана никогда
не  видела  -  ступали  по  колючкам.  Говорят,  разум  ее   помутился
настолько,  что  она так уже и не пришла в себя,  стала идиоткой;  она
подурнела,  потеряла всю свою прежнюю красоту - и лица и тела.  Раньше
она походила на одну из этих иностранных куколок, а после случившегося
стала хуже простой тряпичной куклы. Каза-гранде была закрыта навсегда,
хозяева  никогда  больше  туда  не  возвращались,  на верандах выросла
трава,  она забралась и на кухню.  И  проходя  близко  от  дома,  люди
слышали теперь шипение змей, свивших себе там гнезда.
     Жоана кончила свой рассказ,  выпила еще глоток кашасы,  сплюнула,
поискала глазами Эстер.  Но ее уже не было:  она убежала домой к сыну,
как будто тоже потеряла рассудок.
     Сейчас, сидя  на  веранде,  где  беззаботно играет солнце,  Эстер
вспоминает  те  ужасные  ночи.  Лусия  писала  ей  из  Парижа  письма,
приходившие  месяца  через три.  В них она говорила об иной жизни,  об
иных людях,  об иной цивилизации и праздниках.  Здесь же  были  только
ночи,  окруженные лесом,  бурями и змеями. Ночи, чтобы оплакивать свою
несчастную  судьбу.  Сумерки,  сжимавшие  сердце,  отнимавшие   всякую
надежду.  Надежду  на  что?  Все ведь в ее жизни было уже окончательно
решено...
     Она плакала  и  в  другие  ночи.  Плакала,  когда,  видела Орасио
выезжающим во главе  своих  жагунсо  в  какую-нибудь  экспедицию.  Она
знала, что в эту ночь где-то прогремят выстрелы, знала, что люди умрут
за свой клочок земли,  что фазенда Орасио, которая была и ее фазендой,
увеличится  еще на какой-то участок леса.  Лусия писала ей из Парижа о
балах в посольстве,  о театрах и концертах.  Здесь же в их доме  рояль
тщетно  ожидал  настройщика,  который,  вероятно,  так  никогда  и  не
появится.
     О эти   ночи,  когда  Орасио  выезжал  во  главе  своих  людей  в
вооруженные экспедиции!  Иногда после его отъезда Эстер ловила себя на
том,  что думала о смерти Орасио...  Если бы он умер...  Тогда фазенды
будут принадлежать ей одной.  Она передаст их отцу,  чтобы он управлял
ими, и тут же уедет... Она отправится в Европу, отыщет Лусию.
Быстрый переход