Теперь она хорошо ладила с
негритянками, а Фелисию даже уважала - это была преданная молодая
мулатка. Она свыклась даже с мужем, с его угрюмой молчаливостью, с
порывами его страсти, с взрывами ярости, повергавшими в страх самых
отъявленных жагунсо, свыклась с выстрелами по ночам на дороге, с
печальными кортежами плачущих женщин, проносивших время от времени
трупы в гамаках. Не привыкла лишь к лесу, что возвышался позади дома;
по ночам там в трясине по берегам речки испускали отчаянные крики
лягушки, схваченные змеями-убийцами. Через десять месяцев у нее
родился сын. Сейчас ему уже было полтора года, и Эстер с ужасом
видела, что ее ребенок - воплощение Орасио. Он во всем походил на
отца, и Эстер мучилась, считая себя виновной в этом, потому что не
участвовала в его зачатии - ведь она никогда не отдавалась ему
добровольно, он всегда ее брал, как какую-то вещь или животное. Но все
же она горячо любила сына и таким и страдала из-за него. Она привыкла
ко всему, заглушила в себе все свои мечты. Не могла она привыкнуть
только к лесу и к ночи в лесной чаще.
В ночи, когда бушевала буря, ей становилось жутко: молнии
освещали высокие стволы, валились деревья, гремели раскаты грома. В
эти ночи Эстер сжималась от страха и оплакивала свою судьбу. То были
ночи ужаса, нестерпимого страха, похожего на что-то реальное,
осязаемое. Он возникал уже в мучительные часы сумерек. О, эти сумерки
в чаще леса, предвестники бурь!.. Когда наступал вечер и небо
покрывалось черными тучами, тени казались неотвратимым роком, и
никакой свет керосиновых ламп не мог распугать их, помешать им
окружить дом и сделать из него, из плантаций какао и из мрачного леса
одно целое, связанное между собой сумерками, темными, как сама ночь.
Деревья под таинственным воздействием теней вырастали до
гигантских размеров; Эстер причиняли страдания и лесные шумы, и крик
неведомых птиц, и рев животных, доносившийся неведомо откуда. Она
слышала, как шипели змеи, как под ними шелестели листья. А шипение
змей, шелест сухих листьев, когда змеи проползают!.. Эстер казалось,
что змеи, в конце концов, заползут на веранду, проникнут в дом и в
одну из бурных ночей доберутся до нее и до ребенка и обовьются вокруг
горла, подобно ожерелью.
Она сама не в состоянии была даже описать ужас этих мгновений,
которые переживала с наступлением сумерек и до начала бури. А когда
буря разражалась и природа, казалось, хотела все разрушить, Эстер
искала места, где свет керосиновых ламп сиял ярче. И все же тени,
бросаемые этим светом, внушали ей страх, заставляли работать ее
воображение; и тогда она верила в самые невероятные истории, о которых
рассказывали суеверные жагунсо. |