Изменить размер шрифта - +
Поскольку он был из особо доверенных, оперативники часто привлекали его в качестве разведчика наружного наблюдения. Быстрый, незаметный, отлично знающий город, тут он был вне всякой конкуренции.

Сева все так же без труда поспевал за телегой. Многолюдные места кончились. «Артельщики» въехали на окраину, в Погорелье.

Там целый район в прошлом году выгорел, да так и не отстроился. Телега скрипела мимо зловещих остовов некогда справных домов. Потом свернула к ручью, у которого стояли брошенные рабочие казармы. Там одно время нашла свое пристанище целая орда беспризорников, терроризировавших Кирсаново. Потом их накрыли чекисты. А сейчас время от времени здесь хоронится темный народец.

Сева продрался через кустарник, проскользнул между штабелями давно сгнивших досок. И увидел, как телега остановилась у краснокирпичной двухэтажной казармы с давно выбитыми окнами и рухнувшей крышей. «Забулдыга» спрыгнул и последовал внутрь.

Ну, вот и отлично. Еще немного побыть здесь. Убедиться, что они никуда не двинут дальше. А потом и к оперативникам можно с такой информацией. Интересно, его наградят? Должны. За раскрытие всегда перепадала какая-никакая денежка. Но там все больше про воришек информация была. А здесь – прогремевшие на Северный Кавказ убийцы, которых ищет весь краевой розыск. Ищет весь розыск, а нашел он, Сева!

Апельсин аж прижмурился от счастливых грез. И тут услышал сзади шелест.

Резко обернулся, готовый отразить атаку или, что более предпочтительно, дать деру.

И тут на его голову обрушился удар. Страшный, так что искры брызнули.

От следующего удара свет померк.

Охота на этот раз у Севы не задалась. И он поменялся местами с дичью…

 

Глава 17

1927 год

 

Кугель невзначай назвал разбои «работой», да так это и прижилось. Теперь подельники иначе свои вылазки не именовали. Да вообще у них постепенно выработался своеобразный язык. Имея страсть к уменьшительным суффиксам, своих жертв Бекетов именовал ласково: мужчин – «барашками», женщин – «овечками». А акт убийства – «забоем». И сразу все становилось просто и ясно, и нет места всяким посторонним переживаниям. Забой скота – он ведь для выгоды человека. Особенно когда ты четко разобрался с тем, кто скотина, а кто человек.

Кугеля в их «работе» сильно нервировало явное несоответствие количества усилий, масштабов льющейся крови и не слишком значимого прибытка. Да, так не разбогатеешь. И он все время прикидывал различные возможности, как сделать бандитское предприятие более прибыльным.

Тут у них наблюдался некий тупик. Начать грабить более денежных людей или какие-нибудь трудовые сберегательные кассы – сильно рискованно и неотработанно. Попадешься моментом. А с крестьян и сезонных рабочих что взять? Много добра они с собой не везут.

Кугель, любивший порой выражаться туманно, как-то по возвращении с вылазки за рюмкой выдал перед Бекетовым речугу:

– Каждое наше дельце, друг мой крестьянин, вовсе не обязательно должно быть однократным выбросом ярости и алчности, когда трещат черепа и падает в руки чужое имущество. Его можно растянуть и получить куда как больше. Убил «овечку», схватил вещи, убежал – это как-то трусливо и банально. Пора начать разыгрывать драматическую пьесу жизни со многими действующими лицами и, возможно, не в одном акте.

– Ты про чего, ваше благородие? – непонимающе уставился на него Бекетов.

– Про то, что головой надо думать, как больше взять. Если у «барашка» с собой денег и вещей не так много, то это не значит, что оных у него вообще мало. Они просто лежат в укромном месте – дома в тайнике или у родни. И нужно их просто забрать.

– Так как их приберешь-то?

– Ну, – прапорщик прищелкнул пальцами.

Быстрый переход