Изменить размер шрифта - +
 – К нему в конуру зашел. А там двое. Сапоги принесли. Такие знатные, с подбоем. И очень большого размера.

– И что?

– Из этой компашки один зверь зверем, мохнатый, взгляд свирепый. Посмотрел на меня так, что душа в пятки ушла. А второй – похож вот на этого… Но не очень.

– Так похож или не похож?

– Да тут на бумажке типчик весь гладкий такой. А тот постарше, весь в морщинах… В общем, не он.

О том и сообщил командировочным из Ростова начальник Армавирского угрозыска.

– Постарше и весь в морщинах, – хмыкнул Апухтин. – Он!

– Точно, – кивнул Васильев. – Фотографии-то четырнадцать лет. А сапоги те редкого размера, похоже, с разбоя на Конармейской.

– Хорошо, если все срастается, – азартно потер руки Далакян. – И что, когда бомбить будем Леву Еврея?

– Да сейчас и начнем, – объявил Васильев.

Апухтин написал постановление о проведении обыска, поставил подпись. Местные оперативники двинули на разведку. И установили – клиент на месте и уже созрел для обработки.

Бывшая нэпмановская двухэтажная лавка, а теперь мастерская по ремонту одежды и сапог, находилась почти в центре Армавира – недалеко от недавно открытого кукольного театра. Хозяин, прозванный Левой Евреем, был личностью мелкой, но темной и всеядной. Частный портной, официально он штопал, перешивал, перелицовывал одежонку, втихаря же скупал у алкоголиков проматываемое имущество, а у воришек всякие безделицы. На том и жил, успешно кормя всю свою многочисленную семью. Никто внимания на него особого не обращал – ни воры, ни милиция. Еврей делает маленький гешефт – это их племени на роду написано. Ну и пусть делает.

Ближе к вечеру дом до отказа набился голосистым семейством Левы. Там присутствовали в постоянном шуме-гаме и выяснении отношений трое детей, вечно больная стенающая теща и двадцатилетний племянник Иосик. И, конечно, сам Лева, тщетно пытающийся выглядеть уважаемым отцом фамилии.

Появление в доме оперативной группы вызвало галдеж, как на одесском Привозе. В сплошной хор слились возмущенные крики и причитания о том, что милиция честных людей тиранит, вместо того чтобы искать воров, которые две недели назад с веревки простынь сняли.

 

Апухтин, хорошо знавший еврейские нравы и такие семьи, на этот галдеж внимания не обращал. Он по-хозяйски устроился за столом в большой комнате, в углу которой в этот же момент символически зазвонили напольные часы. Вытащил из портфеля бумаги. Положил рядом свою любимую автоматическую чернильную ручку. Монотонно зачитал постановление, не обращая внимания на сопутствующие едкие реплики. А затем предложил:

– Прошу выдать вещи и ценности, полученные преступным путем, краденое, предметы, изъятые из гражданского оборота, а также имеющие значение для уголовного дела.

– Какие такие предметы?! – возмутился Лева Еврей – полненький, маленький, кругленький, лысенький и страшно хитренький.

– Оружие, золото, валюту, – начал перечислять, сдерживая усмешку, Апухтин.

– Вы специально делаете мне смешно?! Тут и рубли не ночевали в достаточном для приличного общества количествах. А вы – валюта!

– А вот сейчас и проверим! – многообещающе произнес Далакян.

И началась работа. Оперативники перевернули весь дом. Обнаружили кучу всякого сложенного стопками барахла – рубахи, портки, даже горка лаптей.

Хозяин, глядя на такое бесчинство, заголосил с болью, как раненый:

– Ох, что делают злые люди! Опять, как в царские времена, простого трудящегося еврея притесняют!

Тут Апухтин не выдержал и едко осведомился:

– За что же тебя притесняют, трудящийся еврей?

– Так то ж ясно, как божий день, – всплеснул руками Лева, – так повелось с испокон веков.

Быстрый переход