Белье рискует за окно удрать,

              Но все же сушится, пока лучи заката не потухли,

              А на диване (по ночам кровать) -

              Чулки, подвязки, лифчики и туфли.

              Я, старикашка с дряблой женской грудью,

              Все видя, не предвижу новостей -

              Я сам имел намеченных гостей.

              Вот гость, прыщавый страховой агент,

              Мальчишка с фанаберией в манере,

              Что о плебействе говорит верней, чем

              Цилиндр - о брэдфордском миллионере.

              Найдя, что время действовать настало,

              Он сонную от ужина ласкает,

              Будя в ней страсть, чего она нимало

              Не отвергает и не привлекает.

              Взвинтясь, он переходит в наступленье,

              Ползущим пальцам нет сопротивленья,

              Тщеславие не видит ущемленья

              В объятиях без взаимного влеченья.

              (А я, Тиресий, знаю наперед

              Все, что бывает при таком визите -

              Я у фиванских восседал ворот

              И брел среди отверженных в Аиде.)

              Отеческий прощальный поцелуй,

              И он впотьмах на лестницу выходит...

                   Едва ли зная об его уходе,

              Она у зеркала стоит мгновенье;

              В мозгу полувозникло что-то, вроде

              "Ну, вот и все", - и выдох облегченья,

              Когда в грехе красавица, она,

              По комнате бредя, как бы спросонья,

              Рукой поправит прядь, уже одна,

              И что-то заведет на граммофоне.