Изменить размер шрифта - +
Настроение мыслей "умнейшего в России человека" интересовало Петра
Степановича, но доселе он, по некоторым причинам, уклонялся от разъяснений.
     Великий писатель квартировал  в  доме своей  сестры,  жены  камергера и
помещицы; оба они, и муж  и жена  благоговели пред знаменитым родственником,
но  в настоящий приезд его находились оба в Москве, к великому их сожалению,
так  что  принять  его   имела  честь  старушка,  очень  дальняя  и   бедная
родственница камергера, проживавшая  в доме и  давно уже  заведывавшая  всем
домашним  хозяйством.  Весь  дом  заходил на  цыпочках с приездом  господина
Кармазинова. Старушка  извещала в Москву чуть  не каждый день о том, как  он
почивал и что изволил  скушать, а однажды отправила  телеграмму с известием,
что он, после званого обеда  у градского головы, принужден был принять ложку
одного лекарства. В комнату  к нему она осмеливалась входить редко,  хотя он
обращался  с  нею  вежливо,  впрочем   сухо,  и  говорил  с  нею  только  по
какой-нибудь надобности. Когда вошел Петр Степанович, он кушал утреннюю свою
котлетку с полстаканом красного вина. Петр Степанович  уже  и прежде бывал у
него и всегда заставал его  за этою утреннею котлеткой, которую тот и съедал
в его  присутствии, но ни разу его  самого не  попотчевал.  После  котлетки,
подавалась еще маленькая чашечка кофе. Лакей, внесший кушанье, был во фраке,
в мягких неслышных сапогах и в перчатках.
     - А-а! - приподнялся Кармазинов с дивана, утираясь салфеткой, и с видом
чистейшей радости  полез  лобызаться - характерная  привычка  русских людей,
если они слишком  уж  знамениты.  Но Петр Степанович помнил по  бывшему  уже
опыту, что он  лобызаться-то лезет, а сам подставляет щеку, и  потому сделал
на сей раз то же самое; обе щеки встретились. Кармазинов, не показывая виду,
что заметил это, уселся на диван и с приятностию указал Петру Степановичу на
кресло против себя, в котором тот и развалился.
     - Вы ведь не... Не желаете ли завтракать? - спросил хозяин, на этот раз
изменяя привычке, но с таким, разумеется, видом,  которым ясно подсказывался
вежливый отрицательный ответ.  Петр Степанович тотчас же пожелал завтракать.
Тень обидчивого изумления  омрачила лицо хозяина, но на  один только миг; он
нервно позвонил  слугу,  и,  несмотря  на  всЈ  свое  воспитание,  брезгливо
возвысил голос, приказывая подать другой завтрак.
     - Вам чего, котлетку или кофею? - осведомился он еще раз.
     - И котлетку и кофею, и вина прикажите еще прибавить, я проголодался, -
отвечал Петр Степанович,  с спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина.
Господин Кармазинов  был в какой-то домашней куцавеечке  на вате, в роде как
бы жакеточки,  с перламутровыми пуговками, но  слишком  уж  коротенькой, что
вовсе  и не шло  к  его  довольно сытенькому  брюшку и к  плотно округленным
частям  начала  его ног; но  вкусы  бывают  различны.  На  коленях  его  был
развернут до полу шерстяной клетчатый плэд, хотя в комнате было тепло.
     - Больны что ли? - заметил Петр Степанович.
     -  Нет, не болен, но  боюсь  стать больным в этом  климате,  -  ответил
писатель своим  крикливым голосом, впрочем нежно  скандируя  каждое  слово и
приятно, по-барски, шепелявя; - я вас ждал еще вчера.
Быстрый переход