Может, я и совсем не застрелюсь, ни теперь, ни позже.
- Говоря так, желаете, вероятно, меня успокоить?
- Вас? Один лишний брызг крови что для вас может значить?
Он побледнел, и глаза его засверкали. Последовало минутное молчание.
- Извините меня за предложенные вам вопросы, - начал вновь Ставрогин; -
некоторые из них я не имел никакого права вам предлагать, но на один из них
я имею, кажется, полное право: скажите мне, какие данные заставили вас
заключить о моих чувствах к Лизавете Николаевне? Я разумею о той степени
этих чувств, уверенность в которой позволила вам придти ко мне и... рискнуть
таким предложением.
- Как? - даже вздрогнул немного Маврикий Николаевич; - разве вы не
домогались? Не домогаетесь и не хотите домогаться?
- Вообще о чувствах моих к той или другой женщине я не могу говорить
вслух третьему лицу, да и кому бы то ни было, кроме той одной женщины.
Извините, такова уж странность организма. Но взамен того я скажу вам всю
остальную правду: я женат, и жениться или "домогаться" мне уже невозможно.
Маврикий Николаевич был до того изумлен, что отшатнулся на спинку
кресла и некоторое время смотрел неподвижно на лицо Ставрогина.
- Представьте, я никак этого не подумал, - пробормотал он, - вы сказали
тогда, в то утро, что не женаты... я так и поверил, что не женаты...
Он ужасно бледнел; вдруг он ударил изо всей силы кулаком по столу.
- Если вы после такого признания не оставите Лизавету Николаевну, и
сделаете ее несчастною сами, то я убью вас палкой, как собаку под забором!
Он вскочил и быстро вышел из комнаты. Вбежавший Петр Степанович застал
хозяина в самом неожиданном расположении духа.
- А, это вы! - громко захохотал Ставрогин; хохотал он, казалось, одной
только фигуре Петра Степановича, вбежавшего с таким стремительным
любопытством.
- Вы у дверей подслушивали? Постойте, с чем это вы прибыли? Ведь я
что-то вам обещал... А, ба! Помню: к "нашим"! Идем, очень рад, и ничего вы
не могли придумать теперь более кстати.
Он схватил шляпу, и оба немедля вышли из дому.
- Вы заранее смеетесь, что увидите "наших"? - весело юлил Петр
Степанович, то стараясь шагать рядом с своим спутником по узкому кирпичному
тротуару, то сбегая даже на улицу в самую грязь, потому что спутник
совершенно не замечал, что идет один по самой средине тротуара, а стало
быть, занимает его весь одною своею особой.
- Нисколько не смеюсь, - громко и весело отвечал Ставрогин, - напротив,
убежден, что у вас там самый серьезный народ.
- "Угрюмые тупицы", как вы изволили раз выразиться.
- Ничего нет веселее иной угрюмой тупицы.
- А, это вы про Маврикия Николаевича! Я убежден, что он вам сейчас
невесту приходил уступать, а? Это я его подуськал косвенно, можете себе
представить. |