|
.. Дашку я двумя пальцами... крепостная раба и не смеет... Тут он упал, потому что я с силой вырвался у него из рук и побежал по улице. Липутин увязался за мной. - Его Алексей Нилыч подымут. Знаете ли, что я сейчас от него узнал? - болтал он впопыхах; - стишки-то слышали? Ну, вот он эти самые стихи к "Звезде-амазонке" запечатал и завтра посылает к Лизавете Николаевне за своею полною подписью. Каков! - Бьюсь об заклад, что вы его сами подговорили. - Проиграете! - захохотал Липутин, - влюблен, влюблен как кошка, а знаете ли, что началось ведь с ненависти. Он до того сперва возненавидел Лизавету Николаевну за то, что она ездит верхом, что чуть не ругал ее вслух на улице; да и ругал же! Еще третьего дня выругал, когда она проезжала; - к счастью не расслышала, и вдруг сегодня стихи! Знаете ли, что он хочет рискнуть предложение? Серьезно, серьезно! - Я вам удивляюсь, Липутин, везде-то вы вот, где только этакая дрянь заведется, везде-то вы тут руководите! - проговорил я в ярости. - Однако же, вы далеко заходите, господин Г-в; не сердчишко ли у нас Јкнуло, испугавшись соперника, - а? - Что-о-о? - закричал я останавливаясь. - А вот же вам в наказание и ничего не скажу дальше! А ведь как бы вам хотелось услышать? Уж одно то, что этот дуралей теперь не простой капитан, а помещик нашей губернии, да еще довольно значительный, потому что Николай Всеволодович ему всЈ свое поместье, бывшие свои двести душ на днях продали, и вот же вам бог не лгу! сейчас узнал, но зато из наивернейшего источника. Ну, а теперь дощупывайтесь-ка сами; больше ничего не скажу; до свиданья-с! X. Степан Трофимович ждал меня в истерическом нетерпении. Уже с час как он воротился. Я застал его как бы пьяного; первые пять минут, по крайней мере, я думал, что он пьян. Увы, визит к Дроздовым сбил его с последнего толку. - Mon ami, я совсем потерял мою нитку... Lise... я люблю и уважаю этого ангела попрежнему; именно попрежнему; но, мне кажется, они ждали меня обе единственно, чтобы кое-что выведать, то-есть по-просту вытянуть из меня, а там и ступай себе с богом... Это так. - Как вам не стыдно!-вскричал я не вытерпев. - Друг мой, я теперь совершенно один. Enfin c'est ridicule. Представьте, что и там всЈ это напичкано тайнами. Так на меня и накинулись об этих носах и ушах и еще о каких-то петербургских тайнах. Они ведь обе только здесь в первый раз проведали об этих здешних историях с Nicolas четыре года назад: "Вы тут были, вы видели, правда ли, что он сумасшедший?" И откуда эта идея вышла, не понимаю. Почему Прасковье непременно так хочется, чтобы Nicolas оказался сумасшедшим? Хочется этой женщине, хочется! Се Maurice, или, как его, Маврикий Николаевич, brave homme tout de même, но неужели в его пользу, и после того как сама же первая писала из Парижа к cette pauvre amie... Enfin, эта Прасковья, как называет ее cette chère amie, это тип, это бессмертной памяти Гоголева Коробочка, но только злая Коробочка, задорная Коробочка и в бесконечно увеличенном виде. |
