– Тадаси не знал, сколько лет Питеру, но предполагал, что около двадцати.
– Вряд ли такое случится.
– Тебе нет даже двадцати одного года, Хироко. Должно быть, тебе довелось многое пережить, прежде чем ты попала сюда. Ты приехала в эту страну, а пять месяцев спустя началась война. Тебе пришлось бросить учебу, твои родственники потеряли все, что имели, а потом вы оказались здесь. Теперь у тебя есть ребенок. Все случилось неожиданно, стремительно – тебя словно подхватил вихрь. Как же можно предполагать, что случится, когда мы выберемся отсюда? – Следующие его слова больно уязвили Хироко:
– Если бы ты была уверена в нем, вы бы поженились прежде, чем родился Тойо. Или я ошибаюсь?
– Нет, вы правы, – задумчиво ответила Хироко, удивляясь, почему вообще сочла нужным объясняться. Ей следовало промолчать, но Тадаси спас жизнь ей самой и ее ребенку, и Хироко подозревала, что он втайне влюблен в нее. По‑своему, как друга, она тоже любила его. – Я считала, что это слишком сложно и не правильно. Мне хотелось прежде вернуться в Японию и спросить разрешения у отца. А потом началась война, и стало уже слишком поздно. Я не решилась покинуть штат, чтобы выйти замуж. Но… всякое бывает. – И она произнесла слова, которые потрясли Тадаси. – Он не знает о существовании Тойо.
– Ты не шутишь? Значит, ты ничего не сказала ему? – Тадаси не мог представить себе ситуацию, в которой не пожелал бы услышать такую новость. Хироко не пожелала перекладывать свою ношу на чужие плечи.
– Мне казалось, что это будет несправедливо. Он станет считать, что обязан вернуться, даже если не захочет – Значит, ты не уверена даже в этом? – Тадаси был удивлен и доволен: в некотором смысле положение оказалось лучше, чем он рассчитывал, но в некотором – гораздо хуже.
– Я уверена только в одном, – тихо ответила Хироко, – в том, что глубоко люблю его.
– Ему повезло, – заметил Тадаси, глядя на Хироко и отчаянно жалея, что не он стал отцом Тойо. Неизвестному возлюбленному Хироко несказанно посчастливилось, а он даже не подозревал об этом. – Возможно, он не заслуживает такого счастья, – осторожно предположил он.
– Нет заслуживает, – без колебаний возразила Хироко.
Тадаси взял ее за руку и взглянул в глаза. Другого случая сделать признание ему могло не представиться.
– Я люблю тебя, – искренне произнес он. – Я полюбил тебя с первого дня, как только увидел.
– Мне очень жаль… – Хироко печально покачала головой. – Но это невозможно… Я тоже вас люблю, но не так, иначе…
– А если его уже нет? – Тадаси хотел сказать «если он не вернется», но оба поняли, о чем речь, и Хироко приоткрыла рот, не в силах ответить.
– Не знаю, – Она только что сказала, что любит Тадаси, и вправду любила его – как друга, даже как брата.
– Я могу подождать. Впереди у нас целая жизнь… и надеюсь, не здесь. – Он улыбнулся, сгорая от желания поцеловать ее, но не решаясь: этот шаг казался ему ошибочным. Он был прав, поцелуй только встревожил бы Хироко.
– Это будет несправедливо по отношению к вам. Я не имею права удерживать вас, Тадаси. Я не свободна.
– Я же ни о чем не прошу, – откровенно сказал он. – Мне достаточно того, что есть. Мы можем вместе играть в оркестре.
Хироко рассмеялась: эти слова прозвучали нелепо старомодно. Да и вся жизнь здесь казалась нелепостью.
– Вы отличный малый, – сказала она, пользуясь излюбленным американским выражением.
– А ты очень красива, и я тебя люблю, – ответил он. |