Слушая мать и сестру, Кен намазал арахисовым маслом кусок хлеба.
– А по‑моему, в кимоно она будет нелепо выглядеть на барбекю, – повторила Салли. В свои четырнадцать лет Салли высоко ценила мнение других о собственной внешности.
– Она будет выглядеть ничуть не нелепее тебя, глупышка, – усмехнулся брат и налил себе стакан молока. Внезапно он с беспокойством взглянул на мать, задумавшись об ужине.
Первое место в жизни Кена занимала еда – предпочтительно в огромных количествах и политая кетчупом. – А ты сегодня не приготовила никаких японских блюд, мама?
Заметив его неподдельную тревогу, Рэйко рассмеялась.
– Вряд ли я сумею припомнить, как это делается, – грустно призналась она. – Твоя бабушка умерла восемнадцать лет назад. Я так и не успела научиться у нее готовить.
– Вот и хорошо! Терпеть не могу эту отраву – всю эту сырую рыбу и прочую склизкую дрянь.
– Что еще за склизкая дрянь? – Так пришел с заднего двора за углем и заинтересовался разговором. – О чем речь? – с любопытством спросил он, а Рэйко улыбнулась и приподняла бровь. Они выглядели счастливой парой: Рэйко, еще миловидная в свои тридцать восемь лет, и Так – привлекательный пятидесятилетний мужчина.
– Мы говорили о сырой рыбе, – объяснила Рэйко мужу. – Кен опасался, что я приготовлю для Хироко японские блюда.
– Ну, на это можно не рассчитывать, – усмехнулся отец, открывая чулан и вытаскивая мешок с углем. – Никто из моих знакомых не готовит японскую еду хуже ее. Но когда дело доходит до гамбургеров и бифштексов, она на высоте. – Склонившись, он поцеловал жену. Кен прикончил второй бутерброд, а Тами и Хироко поднялись наверх из детской комнаты. Тами показывала Хироко кукольный домик, выстроенный для нее отцом. Ковры и шторы в домике были сделаны руками Рэйко, стены покрывали кусочки настоящих обоев. Так вставил в крошечные рамы собственноручно нарисованные картины, а миниатюрную действующую люстру для домика заказал в Англии.
– Этот домик – настоящее чудо, – заметила Хироко, наблюдая, как семья хлопочет в удобной кухне. В уютном доме места хватало для всей семьи, а детская внизу показалась Хироко настоящим залом. – Я еще никогда не видела такого удивительного кукольного домика – он вполне годится для музея, – добавила она. Кен предложил ей вторую половину своего последнего бутерброда, и Хироко смутилась, очевидно, опасаясь его взять.
– Он с арахисовым маслом, – объяснил Кен, – и виноградным джемом.
– Мне еще никогда не доводилось их пробовать, – осторожно произнесла Хироко, а Тами решительно заявила, что попробовать просто необходимо. Откусив кусочек, Хироко не смогла сдержать гримасу – она ожидала совсем иного.
– Здорово, верно? – спросила Тами, а Хироко молча задумалась, не останется ли ее рот склеенным навсегда. Поняв, что случилось, Салли протянула ей стакан молока. Американская еда не очень понравилась Хироко.
Такео вынес уголь во двор, и пока он открывал дверь, в кухню ворвалась собака. Хироко улыбнулась – эта порода была ей знакома – в Японии ее называли «сиба». Пес был настроен весьма приветливо.
– Ее зовут Лесси, – объяснила Тами. – Мне нравится книжка про нее.
– Хотя она вовсе не похожа на настоящую Лесси – та была колли, – поправил Кен и вдруг напомнил Хироко Юдзи.
У двух юношей было много общего, и если, с одной стороны, постоянные напоминания утешали Хироко, то с другой – усиливали тоску по дому.
Кен отправился навестить свою подружку Пегги, а спустя некоторое время и Салли незаметно улизнула на улицу, к соседке. |