|
– Такео незаметно указал на юную родственницу. Для него Хироко воплощала все ненавистные черты Японии, обычаи, от которых Так когда‑то бежал. – Она перепугана и смущена, боится даже поднять глаза. Одевается в ту же самую одежду, которую японки носили пять веков назад. Если бы у нее была большая грудь, она перевязывала бы ее, а забеременев, стала бы перевязывать живот и, вероятно, ни за что не призналась бы мужу в том, что ждет ребенка. Когда она повзрослеет, родители найдут ей мужа – человека, с которым она прежде ни разу не встречалась. Они не сумеют даже поговорить до свадьбы. Они проведут всю жизнь, кланяясь друг другу и скрывая истинные чувства. То же самое там происходит в деловых отношениях, иногда – еще хуже. Японцы во всем руководствуются традициями; внешнее впечатление, уважение и соблюдение обычаев для них все. Там тебе не представится случая высказаться откровенно, заявить о своих чувствах, ухаживать за женщиной только потому, что любишь ее. Вероятно, если бы мы с Рэйко познакомились в Японии, я никогда не смог бы на ней жениться. Мне пришлось бы сочетаться браком с женщиной, выбранной моими родителями, – это невыносимо. Сегодня, наблюдая за Хироко, я словно возвращаюсь в прошлое. Сейчас она похожа на птичку в клетке, слишком перепуганную, чтобы петь. Нет, по Японии я не скучаю, – он грустно улыбнулся, – но уверен, она изводится от тоски. Ее отец – славный человек, каким‑то образом он сумел сохранить бодрость духа во всех испытаниях. У него чудесная жена, по‑моему, они по‑настоящему любят друг друга. Но при виде Хироко мне вновь вспоминаются давние дни, проведенные в Японии. Там не произошло никаких перемен, и это вызывает гнетущее впечатление, – заключил он, и Питер кивнул. Он был свидетелем и угнетения, и воздействия обычаев, но видел кое‑что и помимо этого. Он не мог понять, почему Такео не относится к родине с такой любовью, как он сам.
– В Японии чувствуешь саму историю, зная, что за последнюю тысячу лет там ничего не изменилось и, возможно, не изменится еще тысячу лет. Это мне нравится. Приятно наблюдать за этой страной. Я люблю все, что ей дорого, – просто отозвался Питер, и Так недоуменно взглянул на него. – Воздержись высказывать свое мнение при Рэйко. Она считает, что в Японии женщины связаны по рукам и ногам множеством условностей, а мужья всецело властвуют над ними. Рэйко – такое же порождение Америки, как яблочный пирог, и это ей нравится. Она с отвращением вспоминает о том, как училась на родине. – По‑моему, вы оба сумасшедшие, – улыбнулся Питер, а затем его внимание отвлекли два профессора из Стэнфорда, и случая поговорить с Хироко больше не представилось. Но Питер видел, как она кланялась друзьям семейства Танака, желая им спокойной ночи, и, несмотря на все сказанное Таком, Питер нашел, что она держится с достоинством. Обычай кланяться в знак уважения он счел трогательным, а не унизительным. Когда Питер уже собрался уходить, их глаза на мгновение встретились, и он смог бы поклясться, что Хироко смотрит прямо на него, но не прошло и доли секунды, как ее ресницы вновь опустились и она заговорила с одной из родственниц. Этим вечером Хироко ни с кем не удалось поговорить по‑японски, и она улыбнулась, когда Питер перед уходом поклонился ей и произнес «саёнара». Хироко вскинула голову, пытаясь определить, не шутит ли он. Но на лице Питера играла добрая улыбка, глаза дружески поблескивали. Хироко вновь чинно поклонилась, не поднимая глаз, и сообщила, что знакомство с Питером почитает за честь. Он ответил Хироко тем же, а затем ушел с хорошенькой блондинкой, которую вызвался проводить. Несколько минут Хироко смотрела им вслед, а затем повела Тами наверх, в спальню. Девочка боролась с зевотой, было уже поздно, но она неплохо провела время – как и все остальные. Даже Хироко радовалась вечеринке, хотя ее окружали незнакомые люди, а все блюда, которые она пробовала, оказались совсем не похожими на привычную еду. |
