– Я – Питер Дженкинс, – представился незнакомец, протягивая Хироко руку, и она слабо пожала ее, а затем решилась вновь поднять глаза. Он был выше Кендзи, худощавый, с мягкими каштановыми волосами и голубыми глазами; от него исходило впечатление надежности. Он казался совсем юным, хотя на самом деле ему было двадцать семь, и он работал ассистентом Така в Стэнфорде.

– Я был в Японии. Это самая прекрасная из стран, какие мне доводилось видеть. Особенно мне понравился Киото. – Питер знал, что Хироко оттуда родом, но не исказил истины. – Должно быть, все здесь кажется вам чужим, – мягко добавил он. – Возвращение домой из Японии потрясло даже меня. Не могу себе представить, каково сейчас вам, если вы здесь впервые. – Питер дружески улыбнулся. Глаза засветились добротой, и Хироко тут же поняла, – что ей нравится этот человек.

Но едва подняв голову, она смущенно отвела глаза и робко улыбнулась. Он был прав – она действительно испытывала потрясение, пытаясь бороться с вихрем новых впечатлений и ощущений, захватившим ее с самого утра. Даже родственники оказались совсем не такими, каких она ожидала увидеть.

Казалось, здесь ей не с кем даже поговорить, по крайней мере пока.

– Мне очень понравилось здесь, – тихо сказала она, уставившись на носки собственных туфель и подавляя желание поклониться собеседнику – ведь Рэйко говорила, что здесь это ни к чему. – Мне так повезло, – добавила она шепотом. Она стеснялась вновь взглянуть на собеседника, и он понял это. В Хироко было что‑то от совсем юной девушки, но вместе с тем – многое от зрелой женщины. Несмотря на возраст, она не походила ни на одну из студенток Питера. Хироко была гораздо утонченнее, держалась отстранение, но в то же время в ней чувствовалась странная сила. Эта любопытная и, по‑видимому, умная девушка впитала всю изощренную утонченность и многогранность своего народа, и Питер Дженкинс был очарован ею. В Хироко слилось все то, что ему нравилось в японских женщинах, и он стоял и любовался ею. Хироко затрепетала.

– Не хотите ли пройти в дом? – Он почувствовал, что Хироко неловко, но от смущения она не может подобрать предлог, чтобы уйти. Кивнув, она с трудом взглянула на Питера сквозь густые черные ресницы. – Я слышал от Така, что в сентябре вы поступаете в колледж святого Эндрю, – заметил Питер, пока они брели к дому, а он молча восхищался прелестным кимоно спутницы. Спустя минуту они нашли Рэйко, болтающую с двумя подружками, и Питер оставил Хироко с ними. Улыбнувшись Питеру, Рэйко беспечным тоном представила гостью двум женщинам.

Хироко низко поклонилась им, выказывая уважение к друзьям семейства Танака, и этот жест заметно удивил женщин. Напротив, в другом конце патио, Питер рассказывал Таку, что только что познакомился с его племянницей.

– Она так мила, бедняжка, и, должно быть, ей здесь одиноко, – сочувственно произнес Питер. В Хироко было нечто такое, что вызвало у него желание принять ее под крыло, защитить от всего мира.

– Она скоро привыкнет, – улыбнулся Так, не выпуская из рук бокал вина. Вечер прошел на редкость удачно: и гости, и хозяева славно повеселились. – Я же привык. – Он усмехнулся. – Похоже, ты до сих пор очарован Японией – с той самой поездки. – Так не ошибся: Питер действительно влюбился в эту страну.

– Не могу понять, как тебе удается не тосковать по Японии.

Так ответил, что всегда любил Соединенные Штаты.

Он бы с радостью принял американское гражданство, но, несмотря на двадцать лет, прожитых в Америке, и женитьбу на американке, стать гражданином страны ему запрещали законы.

– Там я словно задыхался. Взгляни на нее. – Такео незаметно указал на юную родственницу.