Когда-то он стоил целое состояние, но какая-то великодушная душа, устав от него, пожертвовала его театру. Рукава крепились к плечам серебряными шнурами, продетыми сквозь небольшие серебряные отверстия, и дополнялись белым шелком, пропущенным через прорези на предплечьях. Манжеты были из французского кружева, короче говоря, прекрасный камзол. Этот наряд я выбрал как жест против злой судьбы, против попранной любви. Я повесил у пояса кинжал в ножнах, завернулся в плотный тёмный плащ и затем с монетами в кошельке вернулся в холодную ночь.
— Идёшь в таверну? — спросила вдова.
— Ненадолго.
— Тебе стоит беречь деньги, Ричард.
Несомненно, это был мудрый совет, но тем не менее, я пошёл в «Дельфин», надеясь, что Алиса пока одна, но когда я толкнул дверь в переполненный, дымный зал, то увидел брата, сидящего за большим столом около очага. Он был с четырьмя незнакомцами. Я остался в тени, наблюдая за ним. Он выглядел оживлённым, явно рассказывал какую-то историю, а его спутники смеялись. Он выглядел счастливым. И почему это меня не удивило? Может быть, потому, что со мной он вечно хмурился?
Я сомневался, что он обрадуется моему приходу, несмотря на возвращение своих драгоценных пьес, и не хотел оказаться в его обществе, поэтому снова отступил в тень, а затем увидел, как Алиса спустилась по лестнице и пересекла переполненную комнату. Она выглядела такой худой и бледной, светлые волосы растрепаны, но при виде моего брата её лицо просветлело, а тот жестом пригласил её к столу. Она подошла, села на скамью и прижалась к плечу моего брата. Давно наступил комендантский час, а это значило, что городские ворота уже закрыты. Ясно, что мой брат не собирался идти домой. Он проведёт ночь здесь. Он что-то прошептал на ухо Алисе, и та засмеялась. Он наклонился и поцеловал её в лоб. Она начала оживленно говорить, а мой брат и его спутники слушали. Они были счастливы.
Я не хотел здесь оставаться, но не хотел и домой, так что в тоске побрел в «Сокол», где, как обычно, Мари сидела у огня, Дик хмурился, а Маргарет с мужем ссорились.
— Выглядишь как испанский гранд! — поприветствовала меня Маргарет. — Разве Ричард не выглядит грандом?
— Обвяжи ленту вокруг собачьей шеи, — проворчал Жирный Хэрольд, её муж.
— Жалкий старый мерзавец.
Я купил пряного эля и уселся у камина, где размышлял о Сильвии, а затем вспомнил «противного типа», который наводил справки у вдовы. Я подозревал, что его послал де Валль. Каким-то образом за весь день волнений и разочарований я не подумал о мести де Валля, но он точно захочет отомстить. Он человек гордый, а я сломал ему ногу и украл шляпу. Я вздрогнул, внезапно осознав опасность.
— Возможно, сегодня я переночую здесь, — сообщил я Маргарет.
— Снег уже прекратился, Ричард, но конечно, добро пожаловать.
— Если заплатишь, — вставил Жирный Хэрольд, — можешь остаться, если заплатишь. Мы не богадельня.
— Разве нет? Вот это новость, — сказала Маргарет. — Конечно, можешь остаться, Ричард, не переживай.
— Ему понадобится кровать, — проворчал Джон.
— Кровать! Кому сегодня может понадобиться кровать?
— Кому-нибудь.
— Тому, кто пропустил комендантский час, — услужливо вставила Мари.
— Сегодня ни одного путешественника! — насмешливо сказала Маргарет.
И в этот момент мы услышали стук копыт.
— Разве? — возликовал Хэрольд. — Значит, ни одного?
Поздно вечером в Шордиче не услышишь стук копыт, а это была не одна лошадь, а грохот множества копыт, едва заглушаемый снегом. Всадники приближались, и мы ждали, что они проедут мимо, но они остановились, и наступила тишина. Лошади означают деньги, а деньги означают власть. А власть — значит проблемы, и все в «Вонючем цыплёнке» это знали. |