Я покраснел. 

— Это неправда, сэр, — сказал я с излишним пылом.

— Какой молодой человек не вор? А на сцене ты крадёшь наши сердца! — Он широко улыбнулся. — Ты молодец.

— Спасибо, — неуклюже сказал я.

— И Ланселот Торренс, третий граф Лечлейда, хотел бы иметь труппу актеров, а у молодого человека есть деньги, большие деньги. Думаю, он посчитал бы тебя самым ценным актёром любой труппы, которой посчастливилось похвастаться его покровительством. — Он посмотрел на меня, ожидая ответа, но я не знал, что сказать. — Он знает о тебе, — скромно добавил он.

При этих словах я рассмеялся.

— Уверен, что не знает.

— А я уверяю, что знает, или, скорее, его деловой партнер знает. Я снабдил его списком актёров, подходящих для его нового театра.

— У него есть театр?

— Конечно! Труппе нужен театр, и только самый лучший удовлетворит юного Ланселота. Кто, по-твоему, платит за это уродство на Банксайд?

Я пытался вспомнить имя человека, строящего новый театр, с которым, как беспокоился Джеймс Бёрбедж, я мог говорить.

— Фрэнсис Лэнгли?

— У Лэнгли есть деньги, но даже если бы он владел каждым борделем в Саутворке, этого было бы недостаточно. Платит маленький граф.

— Маленький? — переспросил я.

— Он красив, но невысок ростом, — объяснил преподобный, — а в тебе, мой милый, есть и то, и другое.

Я внезапно вспомнил о Саймоне Уиллоби у стены во внутреннем дворе дворца, во время дождя. 

— Граф, — сказал я, но засомневался.

— Ричард?

— Он светловолосый?

— Светловолосый? — преподобный Уильям Венейблс ангельски улыбнулся. — Его локоны накручены из самого бледного золота на прялке ангела. 

Значит, это граф Лечлейд был тогда с Саймоном? Конечно, я был не уверен, но это выглядело вероятным. 

— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался преподобный.

— Задумался, видел ли его, вот и всё.

— Ты вспомнишь его, если видел.

— Вы пишете для него? — спросил я.

Венейблс как будто оскорбился. 

— Твой брат больше не будет ставить моих пьес. «Эстер» привлекает толпы, но будет ли он ставить «Сусанну и старцев»? Нет! Или «Давида и Вирсавию»? Нет!

— А Лэнгли будет? — спросил я.

— Фрэнсис и граф ценят качество, — сказал он напряженно, — но им нужны другие пьесы. — Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. — Если бы ты отдал новую пьесу своего брата Лэнгли, то убедился бы, что тебе больше никогда не придётся красть!

Я уставился на него в таком потрясении, что потерял дар речи.

— Тебе следует поговорить с Лэнгли, — сказал преподобный.

Я не знал, что сказать. Его предложение было настолько нечестным, настолько шокирующим, что я не мог найти слов. Театральные пьесы — огромная ценность, потому что если другая труппа сможет найти копию пьесы, она же может её и сыграть. Порой, когда театры закрывались из-за чумы, труппа могла опубликовать какую-нибудь пьесу, чтобы заработать немного денег, и тогда она становилась собственностью любого желающего.

Так мы стали собственниками «Семи смертных грехов». Нам не пришлось платить деньги автору, мы просто исполняли её, когда хотели, хотя из-за слишком частых выступлений театр вскоре мог опустеть. Если труппа графа Лечлейда получит экземпляр свадебной пьесы или новой пьесы, чье действие происходит в Вероне, которую мой брат ещё пишет, они смогут исполнять эти пьесы и переманят нашу публику. Пьеса стоит восемь, девять или десять фунтов, и поэтому они под надежным замком. Украсть её — значит предать труппу, и поэтому я колебался, запинался и, наконец, уклонился от ответа, сказав, что пообещал остаться в труппе брата на зиму.