— Обещания в театрах, — даются с лёгкостью произнес преподобный Уильям Венейблс, — как поцелуи в первый майский день. Их и не счесть. Поговори с Лэнгли.

Потому что у графа были деньги.

А у меня нет.

Я не пошел к Фрэнсису Лэнгли. Лондон, может, и громадный город, но все актёры знают друг друга. Я боялся, что если Джеймс Бёрбедж или мой брат обнаружат, что я разговаривал с Лэнгли, то их обещание мужской роли в новой пьесе растает как летний туман. Заманчиво, но я не поддался искушению.

А в понедельник явились перси.

Мы называем их перси, но они на самом деле персиванты её величества, одетые в чёрное преданные слуги, чья задача — выследить и искоренить тех римских католиков, которые хотят убить королеву и затянуть Англию обратно в лоно Римской церкви. Их вожделенная добыча — иезуиты, но любой римский священник или тот, кто укрывает такого священника, может ожидать прихода персивантов, и в понедельник они явились в «Театр».

Мы репетировали «Комедию», её полное название «Комедия ошибок». Мы хорошо знали пьесу, но в воскресенье Джордж Брайан споткнулся о порог в церкви Святого Леонарда и сломал нос.

— Мы прокляты, — сказал мой брат, сообщая новости, — сначала Августин, теперь Джордж.

Репетиция проходила не очень хорошо. Наёмный актёр по имени Роберт Паллант должен был играть роль за Джорджа. Паллант был мужчиной средних лет с брюшком, бородкой клинышком и угрюмым лицом. Он нервничал, потому что играл Эгеона, открывающего пьесу чрезвычайно длинной речью, которую Паллант запомнил, но продолжал путаться. Все остальные злились.

— Давайте начнём сначала, — предложил брат после того, как Паллант запнулся в четвёртый или пятый раз.

Шесть актёров отправились на заднюю часть сцены, как будто только что вошли в дверь из артистической.

— Звучат фанфары, — произнес Алан Раст, — они замолкают, и ты входишь.

Паллант подошёл к передней части сцены.

— Кончай, — сказал он и на этом остановился.

— Господи! Ты слоняешься, как будто у тебя кость застряла в заднице! — взревел Алан Раст. 

Паллан изумленно остановился.

— Чего? — начал он.

— Какая у тебя первая строчка? — проворчал Раст.

— Э-э-э...

— Иисус на кресте! Если я еще раз услышу «э-э-э» на этой сцене, то убью тебя! Убью! Говори чертову реплику!

— Кончай, Солин, мою судьбу реши; Мои мученья смертью заверши.

— Заверши наши мученья. Христос даруй нам это благословение! И с кем ты говоришь? Молю, скажи мне!

— С герцогом.

— С герцогом! Так почему ты бродишь, как страдающий запором гусь? Герцог вон там! — и он показал на моего брата, стоящего на правой стороне сцены.

— Речь... — начал Паллант слабым голосом.

— Я прочитал проклятую речь, — прорычал Раст. — Это заняло неделю моей жизни, но я прочитал её! Господи на пуховой перине, старик! У нас нет времени наблюдать, как ты ходишь вперевалочку, и слушать бесконечную чушь. Скажи речь герцогу! Это проклятая пьеса, а не чертова проповедь в соборе святого Павла. Ей нужна жизнь, старик, жизнь! Начни сначала.

Алан Раст был новичком в труппе. Он играл с людьми лорда Пембрука, а Джеймс Бёрбедж и мой брат убедили других пайщиков взять Рута к нам.

— Он отличный актёр, — объяснил мой брат труппе, — и публика его любит. Он прекрасно справляется с постановкой. Вы заметили?

— Нет, — сказал Уилл Кемп. 

Он один среди пайщиков выступал против Раста, подозревая, что у новичка такой же сильный характер, как у него самого.