Его голос затих. Иеремия понимал, что может лишиться работы.

— Жирный Хэрольд сказал, что это перси, — произнес я.

— Перси! — он выглядел возмущенным. — Для чего этим ублюдкам понадобились пьесы?

— Бог знает.

Он поднял пистолет. Это было германское оружие, порох воспламенялся колесцовым замком, на стволе серебряная чеканка, навершие рукоятки сделано из того же металла. Он принадлежал «Театру» и использовался для создания шума за кулисами во время сцен сражения.

— Если это были перси, — лукаво сказал Иеремия, — я бы не смог их остановить, ведь так?

— Да.

— Чертовы перси могут делать, что им вздумается. Это бы не помогло, правда? — Он поднял пистолет. — Они бы просто меня застрелили!

— Застрелили бы, точно.

— Значит, это не моя вина! — Он посмотрел на меня в ожидании согласия, но я лишь пожал плечами. — Так что нам делать? — спросил он.

— Оставайся здесь, — предложил я. — Мне нужно сходить в Блэкфрайерс и рассказать пайщикам. Они пошлют кого-нибудь отремонтировать двери.

— Скажи им, что это не моя вина. Скажи, что я был здесь, — умолял он. — Скажи, что я не мог их остановить. Ведь это перси!

— Я скажу им, что тебе не удалось остановить перси, — пообещал я.

— Скажи им, что я был здесь, — опять повторил он. — Господи Иисусе и мать Мария, даже Иосиф не смог бы остановить этих мерзавцев. Это не моя вина!

Он еще причитал, когда я поспешил к Бишопсгейт. Из-за посещения театра я опаздывал, а снег на улицах уже превратился в серую слякоть. Я поскользнулся на льду на Уотер-лейн, больно приземлившись на бедро и ободрав правую руку. Я дрожал. Собиравшиеся обычно около больших домов нищие ушли, попрятавшись бог знает где.  Темза частично замерзла, серое русло реки бежало между льдинами. Лодочники пересекали русло к лестнице Парижского сада, но несколько лодок ждали клиентов. Стоявшая у ворот конного двора лорда-камергера привычная охрана отсутствовала, но я увидел стражника внутри, откуда он наблюдал за входом во двор из лошадиного стойла.

Я ожидал, что труппа будет репетировать, но все собрались вокруг камина в большом зале. Они громко и возмущенно спорили, перебивая друг друга, но когда я подошёл, немедленно замолчали и уставились на меня. Пять мрачных бородатых лиц, а также мальчики, стоящие в сторонке и выглядящие испуганными. Я слишком замёрз, чтобы почувствовать неприязнь. Я лишь хотел добраться к огню и передать им новости.

— Я только что из «Театра», — сообщил я. — Там вчера побывали перси, и они забрали рукописи всех пьес. Всех! Они...

— Они ничего не забрали! — прервал меня брат.

— Я был там сегодня утром, — настаивал я. — Они побывали там вчера и взломали дверь кассы.

Вот тогда-то он шагнул мне навстречу и ни с того ни с сего дал мне оплеуху. Стоявший с мальчиками Саймон Уиллоби выдохнул. Я видел его лицо. Независимо от того, какое приключение побудило его покинуть особняк пораньше, оно уже закончилось.

— Они ничего не забрали! — повторил мой брат, и снова меня ударил. — А ты...

— Уилл, нет! 

Джон Хемингс подошёл, чтобы вмешаться.

— Ты проклятый вор! — брат плюнул мне в лицо. — Убирайся! Просто убирайся и не смей возвращаться! Убирайся! — Он пытался развернуть меня и подтолкнуть к двери, а когда я воспротивился, ударил в третий раз.