* * *

Толмасов резко отключил рацию, не скрывая своей ярости.

– Не первые! – рыкнул он. – Этот проклятый неотесанный старый янки‑боров утер‑таки нам нос!

На полковника навалилось отчаяние, тяжелое, как гравитация.

– Они, может быть, и первые, Сергей Константинович, но мы в лучшем положении, – неестественно бодро, словно утешая, проговорил Брюсов. – Брэгг в спешке промахнулся на восемьдесят километров и посадил свою «Афину» восточнее, чем следовало. По ту сторону глубокого ущелья. Вернуться сюда им будет нелегко.

Толмасов только хмыкнул и посмотрел в большой иллюминатор. Единственное, в чем он не слишком завидовал американцам, так это в том, что они наблюдали за окружающей средой только посредством мониторов. TV – не самая надежная штука. Оно может солгать, исказить реальное положение вещей до неузнаваемости. Вот стеклу главного иллюминатора, со всеми его полосами, пятнами и прочими мелкими дефектами, можно доверять. На 99 процентов.

Пейзаж напомнил Толмасову сибирскую тундру, где проходил подготовку экипаж «Циолковского», – слегка холмистая местность с лоскутами снега то здесь, то там. Кое‑где виднелись растения. Или предметы, очень похожие на растения – темно‑зеленые, коричневые, желтые.

Пейзаж казался абсолютно неподвижным. Толмасов посадил «Циолковского» довольно далеко от зданий, замеченных им при заходе на посадку. Не то чтобы он хотел – или мог – сохранить посадку в тайне – это все равно, что попытаться скрыть восход солнца! Но, пока минервитяне придут сюда – если вообще придут, – у него будет время, чтобы успеть подготовиться к встрече с ними.

Полковник встал с кресла и прошел к отсеку, где хранилась теплая одежда.

– Какая температура за бортом, Екатерина Федоровна?

– Один градус ниже нуля, – ответила Катя, взглянув на термометр.

– Б‑р‑р, – театрально поежился Руставели, и пятеро русских, включая тихоню Ворошилова, рассмеялись.

«Один градус мороза – такой погодой надо наслаждаться, а не трястись как собачий хвост», – подумал Толмасов, немного повеселев.

– Сейчас на Минерве вторая половина дня, время года эквивалентно маю, а находимся мы на широте, соответствующей Гаване, – доложила Катя, и веселье Толмасова быстро улетучилось. Лето в России, хотя всегда ждешь его долго и почти не веришь, что оно придет, все же рано или поздно наступает. Здесь же, на Минерве, даже в мае особого тепла ожидать не приходится.

– От лица рыцарской части нашего экипажа благодарю вас, прекрасная дама Екатерина Федоровна, за поддержку в будущих подвигах наших скорбных, – куртуазно высказался Руставели.

Покрасневшая Катя пробормотала что‑то в ответ, а Толмасов чертыхнулся про себя. Где этот горец успел научиться трепаться как заправский менестрель из средневековья? И ведь получается у него это совсем неплохо, почти не напыщенно…

Полковник обулся в доходящие до икр валенки и сунул руки в рукава стеганой телогрейки. Остальные члены экипажа, за исключением Лопатина и Ворошилова, тоже принялись натягивать на себя теплые свитера и фуфайки.

Помимо зимней одежды и прозаического утепленного нижнего белья в шкафу висело шесть длинных собольих шуб на случай лютых морозов. Брюсов любовно погладил одну из них.

– Вот уж здесь американцам нас не перещеголять.

– Не только в этом, – ответил Лопатин и открыл стоявший в углу большой металлический ящик. Изнутри тускло сверкнули пластиковые коричневые магазины с патронами.