|
– Пришлось, – ответил Митридат. – Чем была вызвана такая необходимость? – Сирийским претендентом на престол двоюродным братом Селевкидом. В жилах пред-ставителей каппадокийской царской династии течет много крови Селевкидов безмятежно объ-яснил царь. – Какое отношение это имело к тебе? – А вот какое: мой тесть – то есть один из моих тестей – каппадокиец, принц Гордий. Моя сестра была матерью покойного Ариарата Седьмого и его младшего брата, который жив и здо-ров. Этот ее младший сын теперь, естественно, полноправный правитель, а я наблюдаю за тем, что бы Каппадокией правил он, наследственный владыка. – Я не знал, царь, что у Ариарата Седьмого есть младший брат, – заметил Марий. – Есть, можешь не сомневаться. – Расскажи мне подробно, как все происходило. – В месяц боэдромион, когда я находился в Дастерии, до меня донесся призыв о помощи, поэтому я, мобилизовав армию, выступил в Эзебию Мазаку. Здесь никого не оказалось, царь же был мертв. Младший брат сбежал в страну троглодитов. Я занял город. И тут объявился сирий-ский претендент на престол со своей армией. – Как же звали сирийского претендента? – Селевк, – с готовностью ответил Митридат. – Что ж, недурное имя для сирийца, претендующего на престол, – заметил Марий. Однако иронизировать в разговоре с Митридатом было бесполезно. Он почти никогда не смеялся из-за отсутствия чувства юмора, – римского или греческого. Марий решил, что он куда более чужд ему, римлянину, чем нумидийский царь Югурта. Возможно, он не так умен, но зато куда более опасен. Югурта тоже убивал родственников, однако при этом знал, что боги могут призвать его к ответу за его злодеяния. Митридат же возомнил себя богом и не испытывает ни стыда, ни вины. Жаль, что мне так немного известно о нем и о Понте. Рассказы Никомеда здесь не подмога: он воображает, что знает этого человека, но на самом деле это не так. – Итак, ты принял бой и нанес поражение сирийскому претенденту на каппадокийский престол Селевку, – молвил Марий. – Верно, – царь фыркнул. – Бедняги! Мы перебили их всех, до последнего человека. – Это я заметил, – сухо произнес Марий и наклонился вперед. – Скажи мне, царь Митри-дат, разве в Понте не принято убирать тела убитых с поля боя? Царь заморгал, поняв, что в словах Мария не содержится комплимента. – В это время года? Зачем? К лету от них ничего не останется: их смоет вешними водами. – Понятно, – выпрямив спину, ибо так принято восседать в кресле в Риме, Марий, красу-ющийся в безупречно расправленной тоге, положил ладони на ручки кресла. – Мне бы хотелось взглянуть на царя Ариарата Восьмого – так, видимо, звучит его титул. Возможно ли это, царь? – Конечно, конечно! – обнадежил его царь и хлопнул в ладоши. – Пошлите за царем и принцем Гордием! – приказал он явившемуся на вызов давешнему древнему старцу. – Повер-нувшись к Марию, он произнес: – Я всего десять лет назад нашел племянника и принца Гордия у троглодитов – к счастью, живыми и невредимыми. – Как удачно! – откликнулся Марий. Вошел принц Гордий; за руку он вел мальчика лет десяти. Самому Гордию было уже за пятьдесят. И мальчик, и он были одеты по греческой моде; оба почтительно застыли у подножия возвышения, на котором восседали Марий с Митридатом. – Ну, молодой человек, как поживаешь? – обратился Марий к мальчику. – Хорошо, благодарю, Гай Марий, – ответил ребенок, настолько похожий ликом на царя Митридата, что его можно было принять за портрет Митридата в юные годы. – Кажется, твой брат мертв? – Да, Гай Марий. Смертельная болезнь сразила его здесь, во дворце, два месяца назад, – отвечал маленький попугай. |
