– Мы приехали, – на всякий случай сообщила Сьюзен.

Я достал ключи. Мы поднялись на второй этаж и, открыв двери моей квартиры, вошли внутрь. Я остановился в гостиной и снял куртку. Сьюзен направилась прямиком в спальню. Бросив куртку на диван, я последовал за ней. Она уже разобрала постель. Отстегнув кобуру и положив пистолет в бюро, я разделся и рухнул в кровать.

– Не хочешь рассказать мне перед сном сказку? – спросил я Сьюзен.

– Не сегодня, – ответила она. – Тебе надо выспаться. Но кто знает, что произойдет утром.

Глава 20

Проспал я до половины одиннадцатого утра и тяже учуял запах кофе. Я повернулся в постели и ощутил аромат духов Сьюзен, который источала подушка. Но припомнить, чтобы Сьюзен ложилась в постель, я не мог. Я сел на кровати. Одежда, которую я бросил вчера на пол, исчезла. Встав и потянувшись, выглянул в окно: тонкое покрывало снега на Мальборо стрит сверкало и переливалось под лучами яркого солнца. Я вошел в гостиную.

Сьюзен бросила на меня взгляд из за стойки, отгораживавшей комнату от кухни.

– Бог мой, какое бесстыдство! Ты голый!

– Я собрался в душ, а ты просто оказалась в нужное время в нужном месте.

– Бели ты не очень устал, то, может, и побреешься? – Сьюзен что то взбивала в миске, что – я не видел.

– Постараюсь, – пообещал я и отправился в ванную.

Десять минут спустя я уже сиял чистотой, гладко выбритым подбородком и благоухал одеколоном «Клабмен». Обернув вокруг пояса полотенце, я снова предстал перед Сьюзен.

– Стерильно чист?

– Да.

– И гладко выбрит?

– Да.

– И зубы вычищены?

– Угу.

– Отлично. Тогда, я думаю, сначала займемся любовью, а потом позавтракаем.

– Превосходный план. Но как на него посмотрят твои пациенты?

– Сегодня воскресенье. И никаких пациентов!

– Воскресенье?

Сьюзен кивнула. Она была в джинсах и в толстом просторном белом свитере. На шее поблескивали две золотые цепочки, в мочках ушей – золотые треугольнички сережек, на левом запястье – золотой браслет, маленькая золотая цепочка и золотые часы, на правом – один браслет, белый и массивный.

– Блаженство пеньюара, и поздний кофе, и апельсины, и освещенный солнцем стул... – продекламировал я.

– Элиот? – спросила Сьюзен.

– Стивенс, – ответил я и обнял ее. – И зеленая свобода какаду на коврике.

– Никогда не слышала, чтобы это так называли, – пробормотала Сьюзен, поцеловала меня и, выскользнув из объятий, кивнула головой в сторону спальни с улыбкой, в погоню за которой снялись бы с якорей сотни кораблей.

Завтракать мы сели в полдень, я – в своем бордовом банном халате, Сьюзен – в умопомрачительном желтом шелковом пеньюаре с бордовой оторочкой, который она держала у меня дома. Она испекла маисовый хлеб, мы ели его с медом и запивали черным кофе. Хлеб был еще теплым.

Я поднял чашку кофе, как бокал вина, и снова продекламировал:

– Пришли нарушить святое таинство обряда жертвоприношенья...

– Ты собираешься цитировать это творение целиком?

– Целиком я не знаю.

– Приятная новость! – улыбнулась Сьюзен. – И все же – что ты собираешься делать с кокаином, который лежит в багажнике машины? Если ты помнишь, я взяла ее напрокат.

– Думаю, оставим его там, где лежит. Съездим в Мэн, заберем твою машину, а я поеду на «мустанге» обратно в Уитон.

– Зачем?

– Толком еще не знаю. Но теперь у меня в руках и товар, и парнишка.

– Сын шефа полиции?

– Угу.