Кое кого он выдал: советского агента в НАТО Жоржа Пака, клерка английского адмиралтейства Вассала – это укрепило доверие к нему.

Однако где же пачки агентов в спецслужбах? Где свитые ими гнезда шпионажа?

Больше ничего конкретного Голицын сказать не мог и вообще вел себя крайне странно: не говорил по русски, считая, что знавшие наш язык американцы являются агентами КГБ (сам он еле еле говорил на ломаном английском, и это создавало большие трудности при его допросах, приходилось все записывать на пленку, а потом буквально расшифровывать), в отличие от других перебежчиков отказался выступать в сенатской комиссии, запретил сообщать что либо о себе в прессе и впервые официально заявил о себе лишь в 1984 году, через 23 года после своей измены.

Мироощущение одного фанатика идеи «руки Москвы» полностью наложилось на мироощущение Джека Энглтона, который уверовал в нового «разгребателя грязи» и сделал Голицына своим ближайшим советником.

Два фанатика в спецслужбах – это больше, чем материальная сила, это целый ураган.

И началось.

И продолжалась охота на советских агентов почти двадцать лет.

Первой жертвой Голицына стал высокопоставленный ветеран ЦРУ Питер Карлоу. Энглтон взял его в активную разработку лишь на основе домыслов Голицына, что внутри ЦРУ работает агент, фамилия которого начинается на букву «К», и со славянскими корнями. Никаких доказательств сотрудничества Карлоу с КГБ не обнаружилось, тем не менее ему пришлось уйти со службы.

По умозрительным наводкам Голицына неутомимый Энглтон взял на крючок еще несколько десятков (!) сотрудников ЦРУ и вынужден был расширить штаты для борьбы с голи цынскими призраками.

Но гора родила мышь: подтвердилась лишь попытка КГБ завербовать в Москве сотрудника ЦРУ Эдварда Смита, подложив ему «ласточку» – хорошенькую горничную. Однако в этом признался еще раньше сам Смит, за что и был без особого шума уволен.

КГБ насквозь просматривает НАТО, утверждал Голицын, единственный выход сохранить секреты – это выделить 10 миллионов долларов и создать управление безопасности, которым бы он, Голицын, руководил без всяких ограничений и отчетности.

Прагматичных американцев это предложение насторожило, но не вступать же в конфликт с могущественным шефом контрразведки ЦРУ?

А Энглтон по прежнему обожал Голицына и разделял все пункты его теории, перебежчик даже убедил Энглтона и в том, что после его перехода на Запад все перебежчики КГБ будут лишь «подставами» и провокаторами с целью дезинформации, поскольку единственно правдивый источник – это он, Голицын, и КГБ сделает все, чтобы его дезавуировать и уничтожить.

И в это тоже поверил поклонник поэзии и шеф контрразведки!

На счастье Голицына и на собственное несчастье, в 1962 году с ЦРУ установил тайный контакт в Женеве высокопоставленный сотрудник КГБ Юрий Носенко, который передал много ценной информации, в частности, о системе подслушивания западных посольств в Москве. В 1964 году он сбежал на Запад.

Оселком, на котором его проверяли, являлось убийство Кеннеди. Носенко рассказал все, что знал об Освальде и его злоключениях в Минске, и категорически отрицал причастность КГБ к убийству.

Тут Голицын встал на дыбы: да Носенко специально заслан, чтобы запудрить мозги. Освальд – типичный советский диверсант!

Его поддержал Энглтон, такой ракурс всего дела был ему выгоден и отвечал его непоколебимой вере в вездесущую «руку Москвы». Ясно, что задача Носенко – отвлечь внимание от других советских агентов в США.

В результате Носенко, честно желавшего служить своим новым хозяевам, негласно, без всякого суда или разрешения прокурора (!) заточили в тюрьму, где он и просидел 4 года и 8 месяцев (более двух лет был изолирован и находился в тюремной камере с цементными полами).

Его возможный выход на свободу вызывал тревогу у Энглтона и его помощников, рассматривавших даже варианты уничтожения Носенко, слома его психики с помощью препаратов и помещения в сумасшедший дом.