Изменить размер шрифта - +

– Да, – уныло качает головой рыжий, – от объективных обстоятельств… Но для нас существенно выяснить вопрос «умысла», – говорит он «умудрённо», – вы понимаете, что значит умысел?

– Кое-какие представления об этом юридическом понятии я имею. А вот 25 лет тому назад здесь тоже всё предполагали да подозревали и ничего не нашли, не доказали, а 10 лет ИТЛ дали…

– Это были другие времена, – говорит рыжий.

Я криво улыбаюсь. Не получается разговор. Жду, что будет дальше.

– А что вы можете сказать про эту поездку на Юг 6-го августа 71-го года? – задаёт первый раз вопрос чёрные очки. Мгновенно в мозгу отщёлкивает: «кажется, промахнулись, ведь не 6-го, а 7-го отъехали, если не ошибаюсь», – и я без всякой заминки отвечаю:

– Ничего из этой поездки не получилось.

– Как не получилось?

– Да так, она не состоялась, и я просто отвёз Солженицына на вокзал.

– Как на вокзал!? – оторопел и весь на меня через стол наваливается чёрные очки. – Ну, знаете…

Я думал, спросят какой вокзал, да нет, не спросили.

– Ну что же, разговор у нас не получился, – говорит чёрные очки со злобой. И с угрозой!

– Да, не получился, – вторит ему рыжий и, не вставая со своего стула за столом, величественно протягивает руку к двери. Я понимаю, что «аудиенция окончена», встаю и направляюсь к вешалке, где висит моя шуба.

– А вы всё-таки подумайте как следует и позвоните нам.

– Нет, звонить я не буду, посылайте повестку.

– Значит, повестку? Окончательно?

– Да, повестку. Окончательно.

– И не вздумайте что-либо уничтожать у себя.

– Мне нечего уничтожать.

– Уже всё успели распихать? – срывается. – Как хорошо!

Не отвечаю. Одеваюсь.

– И не рекомендую говорить о сегодняшней встрече со Столяровой, несмотря на ваши близкие отношения. Мы её сами вызовем.

Не отвечаю, конечно, но моё лицо ничего, кроме омерзения, от этого шантажа выражать не может.

– А Чуковской можете рассказать…

Это ещё что за фокусы? А, наплевать!

Поворачиваюсь и собираюсь выходить. Из-за спины мне открывает дверь чёрные очки и даёт знак вертухаю у второй двери меня выпустить. Тот отворяет дверь, я выхожу из коридорчика, не оборачиваясь прохожу приёмную и выхожу на улицу. Спиной какое-то время чувствую взор чёрных очков.

На улице тот же день. Всё продолжалось часа полтора. Выхожу к «большому дому», потом на площадь, посреди которой стоит памятник. Вот здесь-то как раз накануне Святой Троицы я и передал «Архипелаг»! А вы – и не знаете!

Эх, хорошо же жить на белом свете! Из «Детского мира» звоню домой, потом иду выпить кофе на Сретенку… Ещё через день-два долго гуляю с Люшей по заснеженным дворам и задворкам в районе Миусских и Ямских улиц.

Хороший был день, удачный день! До сих пор я им доволен (и собой немного!).

Дважды пытался устным способом подробно передать в Вермонт о случившемся, но не получилось. С тех пор пока тихо. Вот, правда, ОВИР в 1977 отказал в поездке за границу. Но это мы переживём.

А. А. Угримов

 

[45]

Париж, 29 октября 1977

 

Дорогой А. И.!

 

…Ваши хорошие слова о моём возвращении ввергают меня в смущение – чуть неловко, словно люди тебя переоценивают, а ты помалкиваешь… А ведь всё получилось благодаря Вам, представьте себе.

Быстрый переход