|
Звонивший аппарат, один из трёх, расположенных на тумбочке по левую сторону массивного, отливающего коричневым глянцем рабочего стола, имел своё особенное назначение. С односторонней связью, без циферблата, в доверительных, служебных кругах он назывался «чёрным», «боссовским». Как правило, по этому телефону звонил «большой шеф», «генерал», «хозяин». Реакция должна быть чёткой и молниеносной: «Здравия желаю, слушаю». Два других аппарата были сугубо рабочими: один с выходом в город, другой, внутренний, для двусторонней связи с различными службами Управления. Спустя некоторое время появился четвёртый – для оперативной связи с периферийными органами. Наличие полного телефонного комплекта свидетельствовало о положении хозяина кабинета в железной иерархической системе Управления. Телефонные разговоры имели свою специфику. Это был эзоповский язык – иносказательность, конспиративность. Но нечастые и короткие разговоры по «чёрному», «боссовскому» телефону были внешне предельно безобидными…
Знакомый, чуть суховатый голос произнёс: «Зайдите ко мне». Приглашение крайне удивило меня. Обычно, по неписаным законам, редкие встречи с первым лицом Управления происходили только с разрешения и в присутствии непосредственного моего начальника. А тут вдруг такое… Войдя в просторную, чуть затемнённую комнату, вопрошающе посмотрел на секретаря (он же порученец и адъютант). В наших с ним отношениях, нельзя сказать чтобы дружеских, но честных и доверительных, язык жестов и мимика имели немаловажное значение. Я кивнул в сторону двери генеральского кабинета, что недвусмысленно означало: «Что там происходит?» В ответ так же безмолвно последовало: «Не в курсе дела». Пройдя двойную массивную дверь, доложил о своём прибытии. Генерал находился в хорошем, я бы сказал, в редко прекрасном настроении. Рядом сидел незнакомый мужчина средних лет, одетый в двубортный светлосерый костюм. Жестом руки шеф пригласил меня занять место против незнакомца. Генерал представил нас друг другу, назвал должность, фамилию и звание гостя. Затем строго предупредил о крайней конфиденциальности и чрезвычайной секретности предстоящей беседы, сославшись на указание «центра» – КГБ СССР. На вопрос: «а как же Николай Николаевич?» (мой непосредственный начальник), генерал утвердительно кивнул головой, мол, не безпокойтесь, и продолжил: «В нашу область с неизвестной целью едет писатель Солженицын. Товарищ из Москвы прибыл к нам в связи с этим тревожным обстоятельством. Вы, Борис Александрович, неплохо знаете ростовский период жизни Солженицына, его прошлые связи. Быть полезным товарищу из Москвы, кроме вас, честно говоря, некому. Что касается помощи других служб Управления, соответствующие команды уже даны. С гостиницей всё улажено, машина для гостя выделена. Думаю, вы приятно поужинаете. Искренне сожалею, что не могу составить вам компанию». Отказ генерала от ужина привёл меня в неподдельное смятение. Не тот ранг гостя? Не то положение в центре? На своём служебном веку в органах КГБ я выполнял многие и разные поручения. Но сейчас я вдруг смутно ощутил дыхание чего-то необычного. Спросить? Глупо. В таких ситуациях язык надо держать на привязи. Иначе попадешь в архинелепое положение со всеми вытекающими последствиями. Одно было ясно: гость выполняет задание, в центре которого находится лидер диссидентов (в то время модное, популярное слово) писатель А. И. Солженицын. Но почему здесь, у нас – этим занимается Москва? В данном случае операцию можно и целесообразно поручить ростовскому Управлению. Может быть, нам просто не доверяют, хорошо зная Александра Исаевича. Дело в том, что он обладал воистину недюжинными способностями в конспирации. То ли он был врождённый конспиратор, то ли его мученическая, полная лишений судьба отшлифовала это качество, но он довольно часто ставил в пикантное положение асов идеологической контрразведки. |
