-  Где та свеча-то? Растоптали-то ножищами, ироды! - заныл хозяин. - Напасешься на вас свечей, если их ногами топтать будете!

    -  Не ругайся, старик, - утешил его все тот же человек, - зажги новую.

    Уверенному в себе мягкому баритону хозяин перечить не решился, и опять повторилась та же процедура с печью, углями и свечой. Все ждали на своих метах, когда, наконец, появится свет. Я с интересом оглядел противников, Было их шестеро против нас двоих. Правда, последний шестой, или первый, что было бы правильнее, по сути, стоял в стороне и в драке не участвовал.

    -  Действительно, французские уланы, - с насмешкой, констатировал он, - а ругаются и дерутся, вполне по-русски. - И кем вы будете, господа уланы?

    -  Федор Васильевич! - вдруг, воскликнул юный корнет. - Вы меня не узнаете?

    Тот внимательно осмотрел молодого офицера, и развел руками:

    -  Простите, сударь, не могу припомнить, мы с вами раньше встречались?

    То, что «француз» узнал их начальника, успокоило драчунов больше чем наша русская речь. Они заметно расслабились и теперь смотрели на нас не столько насторожено, сколько с любопытством. Матильде, то, что Федор Васильевич ее не узнал, чрезвычайно понравилось. Она встала в нарочито залихватскую позу и подперла рукой бедро, спросила весело, даже с внутренним восторгом:

    -  И так не узнаете?

    Федор Васильевич, смешливо развел руками. Я уже догадался, кто это и вполне его понимал. Откуда московскому генерал-губернатору было помнить всех молодых людей, которые знают его в лицо.

    -  Не узнаю, - нарочито виноватым голосом ответил он, - простите, сударь, старика, слаб зрением. Может быть, вы представитесь, тогда…

    -  Мне бы все-таки хотелось, что бы вы меня вспомнили, - ничуть не смущаясь, настаивала Матильда. - Может быть, теперь вспомните?

    Она сняла уланку, шапку с четырехугольным верхом, украшенную металлической налобной бляхой и, встряхнув головой, разметала по плечам роскошный темный волосы.

    -  Баба! - почти с ужасом, прошептал кто-то из присутствующих.

    Федор Васильевич смутился, сделал шаг вперед и застыл, всматриваясь в корнета с женской прической. Матильде так понравилось его искреннее удивление, что она звонко расхохоталась.

    -  Матильда Афанасьевна? - неуверенно, произнес он. - Неужели это вы?

    Однако француженка так хохотала, что не смогла ответить. Ростопчин, какое-то время крепился, потом и сам рассыпался дробным смехом. Его тотчас подхватили оруженосцы. Не смеялись только мы со стариком-хозяином. Он был то ли в трауре по погибшей свече, то ли осуждал простоволосую бабу, я же не видел особого повода для веселья.

    -  Не узнал! Не узнал! - наконец смогла пересилить взрыв веселья Матильда.

    -  Голубушка, вот воистину явление, - заговорил Ростопчин, - как, неужели это вы? Какими судьбами? Бежите от французов?

    -  Вот еще! - задорно ответил корнет. - Ни от кого мы не бежим, просто ищем спокойное место переночевать. Хотели заехать к вам в Вороново, да вот Алексей Григорьевич отговорил, сказал, что там Наполеон!

    -  Ничего там теперь нет, - грустно сказал Ростопчин, - я сам сжег имение, чтобы ничего не досталось неприятелю. Вы ошиблись, молодой человек, - обратился он ко мне, - Наполеону там теперь нечего делать.

    Теперь все посмотрели на меня. Мне пришлось поклониться, после чего интерес ко мне оказался исчерпан, и все внимание опять досталось Матильде.