Честно говоря, мне в тот момент было не до разговоров о политике, пользуясь сумерками, и тем, что женщина шла впереди, я, что называется, «распустил руки».

    -  Ничего, скоро все кончится, - невольно, двусмысленно сказал я, уже не в силах удержаться от начала энергичных действий. Удивительно, что меня вдруг тогда так раззадорило, война, экстрасенсорика или ревность.

    -  Hatez vos mains! - потребовал убрать ищущие руки рассерженный корнет.

    -  А я думаю, - вздохнула женщина, - такие дела быстро не делаются.

    -  И я так считаю, - согласился корнет и стукнул меня локотком в живот. - Всему свое время!

    В бане было тепло и сухо. Пахло распаренным березовым веником. Хозяйка разворошила золу в печке, раздула уголья, подожгла лучину, а от нее огарок сальной свечи, Показала где у них вода, шайки, горшок со щелоком. Извинилась по обычаю:

    -  Не обессудьте, если что не так.

    Мы ее чинно поблагодарили. Она внимательным глазом осмотрела предбанник, желтые скобленые лавки, развешанные по стенам веники и пучки сушеной травы, решила что все в порядке, пожелала нам легкого пара и пошла к выходу. Наконец, к моему огромному облегчению, хлопнула дверь, и мы остались одни.

    -  И не думай! - сразу же заявила Матильда - Сначала мыться, а все остальное потом!

    -  Может быть, совместим? - предложил я, торопливо расстегивая ее мундир.

    -  Нет, сударь, - ответила она, отстраняясь, - у нас с вами еще вся ночь впереди, имейте терпение. Знаю я тебя, - она помялась, потом добавила, усмехаясь, - да и себя тоже, если начнем, то у нас никакого мытья не получится.

    С этим трудно было спорить, а так как найти постель было легче, чем горячую воду, мне пришлось смириться. Я быстро разделся и, стараясь не смотреть на неспешно разоблачающегося корнета, отправился в парную. Староста оказался прав, за день каменка остыла, настоящего пара не получилось, но, в остальном, все было прекрасно: горячая вода, тепло, скользкие от щелока руки, бережно прикасающиеся к коже.

    Потом мы сидели в предбаннике и разговаривали. Матильда сушила волосы, и чтобы я не отвлекался на разные разности и ей не мешал, накинула себе на плечи мундир. Я не удержался и спросил, почему она вышла замуж за Пузырева. Мне казалось, что менее подходящих друг другу людей сложно себе представить.

    -  Просто ты его не оценил, он совсем другой человек, чем кажется, тем, кто его мало знает, - ответила она.

    Как водится, о мертвых или хорошо, или ничего, потому я промолчал и не сказал, что на самом деле думаю о Викторе Абрамовиче и ее нелепом выборе.

    -  Виктор меня фактически спас, - задумчиво, сказала она. - После смерти мамы у меня был очень небольшой выбор, стать любовницей богатого купца или женой мелкопоместного вдовца-помещика, у которого мама служила гувернанткой. Виктор взял меня к себе, сделал дочерью, а потом на мне женился. Причем, как женщина я ему была не нужна. Он такими глупостями не интересовался.

    -  Мне показалось, что он очень странный человек, - нашел я обтекаемую форму высказать свое мнение.

    -  Да, странный, - сразу же согласилась она, - в нем уживались мелочность и великодушие, глупость и высокий разум. Он мог хвастаться самыми непонятными, ничтожными вещами и ничего не говорить о своих подвигах и великих открытиях.

    Мне никак не хотелось представить Пузырева великим человеком.