— Ты так легко об этом говоришь.

— Отнюдь не легко. Но любому терпению приходит конец.

— И что дальше делать?

— А что планируешь делать ты?

— Я могу написать письмо к Римскому сенату. Ты будешь моим посланцем?

— Что ж, я бы мог, меня Бенит не тронет. Но сенат обожает Бенита. Жаль, — вздохнул Бренн, — что ты дал обет не возвращаться в Рим. Такое впечатление, что ты дал его нарочно, желая устраниться от борьбы.

— Я придумал для себя самое страшное наказание. Самое страшное, которое только мог изобрести. Когда я давал обет, диктатором был Макций Проб. В каком страшном сне я мог представить, что его сменит Бенит?

— А ты не можешь нарушить клятву?

— Нарушить обет, данный богам? Бренн пожал плечами.

Ты уверен, что боги тебя услышали? Во всяком случае больше взрывов не было.

— Не надежнее ли поймать Триона?

— Он на территории Чингисхана. Теперь это дело «Целия» — не мое. Я сделал все, что мог. И даже, быть может, чуть-чуть больше.

Вошел слуга и что-то шепнул на ухо Бренну.

— Я пригласил еще одного человека на завтрак, и он любезно согласился прийти.

Гость вошел в триклиний. И гостем этим был сенатор Флакк. Элий поднялся при появлении сенатора.

— Да, Элий, ты нас удивил. Явился с берегов Стикса.

— Неприятное место, смею тебя заверить — усмехнулся Элий.

— Репортеры вестников небось преследовали тебя повсюду?

Элий покачал головой.

— Лишь два дня. Потом их интерес как-то спал. А римские вестники вообще не проявили интереса.

— Это Бенит им велел помолчать. Кстати, ты читал «Голос старины»? Его редакцию дважды громили исполнители. И все же он продолжает выходить, с моей помощью, разумеется.

Элий взял номер. На первой странице было его фото, сделанные два или три дня назад в Лютеции. На черно-белой фотографии седые волосы казались просто светлыми, как будто Элий их покрасил.

«Что или кто мешает Элию вернуться в Рим?» — гласил заголовок. Элий попытался читать, но не мог вникнуть в смысл прочитанных фраз. Всякий раз натыкался на свое имя или имя Постума, или Летиции, и терял нить. Он должен был как-то их соединить, всех троих. А еще был Рим. Отдельно. За чертой. И — Элий был должен был это признать — Рим влек его не меньше, а может быть и больше, чем Постум или Летиция…

— …Я уже провел предварительные консультации, — неожиданно расслышал он фразу Флакка.

Элий отложил вестник.

— Консультации… о чем? Извини, я прослушал часть разговора и…

— Неплохие новости для нас. Большой совет большинством голосов готов отменить старинный закон о лишении гражданства лиц, побывавших в плену. Мы получим необходимые две трети голосов в совете. И Мезия, и Фракия, и даже Испания готовы признать Элия Цезарем. Германия колеблется. Но Бенита не поддержит — это точно. Скорее всего будет соблюдать нейтралитет. Ну а за Галлию отвечаешь ты, Бренн.

— А что союзники? — деловито спросил Бренн.

— Египет за Элия, Африка пока не высказалась. Все европейские члены содружества за Элия. — Флакк сделал глоток из своей чаши. — Отменное вино. Дар богов. Но фалерн все же лучше.

Элий поморщился.

— А. Италия? И Римский сенат…

— Ну, Италия за Бенита, с этим ничего не сделаешь. Но Италия не может выстоять против всей остальной Империи. Силы слишком уж неравны.

— Дело может кончиться кровопролитием? Гражданской войной?

— Да, скорее всего.