— Да, да, Пилат омоет руки, будто захочет смыть с них кровь невинной жертвы, — подхватила Береника.

— Я никогда не был в Иудее, — признался Серторий. — Как я смогу описать эти места?

— Какое это имеет значение? Другие там тоже не были. Напишешь, как представляешь эту землю ты. Наш философ будет рассказывать занятные истории с поучительными выводами.

— Что-то вроде басен Эзопа? — усмехнулся одной половиной лица до того молчавший Марк.

— Может и так… но нечто другое. А ты, Серторий, выищешь у философов для него афоризмы, которыми так славился Эпиктет.

— Да вот, к примеру, мне один сразу пришел на ум..

«Питтак, оскорбленный одним человеком, мог наказать его, но отпустил со словами: „Прощение — лучше мщения“. Первое свойственно людям добрым, последнее — злым» [79]. А когда Эпиктета спросили, чем можно мстить своему врагу, он сказал: «Стараться сделать ему как можно больше добра».

— Неплохо. Нашему философу подойдет. Однако форма. Обрати внимание на форму. Форма должна быть совершенной. Тогда каждое слово обретет удесятеренную силу. С Эпиктетом все понятно. Тут все строго, как в геометрии Евклида. А нам надо придумать такую фразу, которая вызовет бурю протеста и одновременно ощущения высшей правоты. Это будет действовать, как магия. Все должно быть примитивно и одновременно сложно. Две крайности соединим вместе. Вспомни Ликурга, как он перевоспитал своего мучителя, который выколол ему глаз. Что бы мог сказать Ликург?

— Ты вынул у меня один глаз, вынь и второй, — предположил Марк.

Я думал, что Марк неудачно пошутил, но Беренике его слова понравились.

— «Ничто, кроме души, недостойно восхищения, а для великой души все меньше ее» [80], — процитировала она.

— Ты веришь, как Сенека, что наши души воплотятся вновь в тела и вернутся в этот мир? — спросил я Беренику.

— Я верю, что душа бессмертна.

— Сократ пытался доказать это с помощью логики, но, по-моему, весьма неудачно, — заметил Серторий.

— Душа бессмертна, — повторила Беретка.

— «Душа, не стремись к вечной жизни, Но постарайся исчерпать то, что возможно» [81], — возразил я.

— «Высшее благо заключается в самом сознании и совершенстве духа» [82], — процитировал Серторий.

— Что-то не верит народ в эти стоические мудрости, — буркнул Марк и, повернувшись на ложе, скорчил болезненную гримасу. — Слишком трудно находить отраду в самой добродетели. Куда справедливее было бы наградить человека за страдания какими-нибудь удовольствиями в Элизии.

— Нас упрекнут в том, что герой слишком уж походит на Сократа. Любой образованный человек тут же вспомнит платоновского «Криптона». Кто не знает заявления Сократа перед смертью: «…никогда не будет правильным поступать несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом за претерпеваемое зло». [83]

— Нет, наш философ будет вовсе не похож на Сократа! — возмутилась Береника. — Сократ смешон, уродлив, лишен величия. За неказистой внешностью люди не видят мудрости. А многим, очень многим нужна внешность. А этот будет величав. То есть мы не будем описывать, как он выглядит. Но по всему должно быть ясно, что величав. И молод. И обращаться станет не к разуму, а к чувству.