— Верма, ты хоть знаешь, что это такое — исполненное желание? — Он хохотал между поцелуями. Она тоже.

«Если она меня задушит, — подумал Кумий, — я умру счастливым».

Но Верма не стала его душить, и он не умер.

Он разбудил Верму ночью. Стоял совершенно голый, прижимая к груди ворох страниц.

— Что? — не поняла она и, щурясь со сна, заслонилась рукою. — Ты о чем?

— Отнеси эту рукопись центуриону Марку Пробу.

— Проб давно не центурион. Он подал в отставку.

— Неважно. Отнеси ему рукопись. Он честный человек. Честный и смелый. Знаешь, я не смогу переправить рукопись в Альбион. А он сможет.

— Ты толкаешь его на измену Риму?

Кумий затряс головой.

— Это не измена. Служить Бениту — измена. Проб — умный человек, он это понимает.

— Но я давала присягу.

— Кому? Риму и императору. Но не Бениту.

— Ты ошибаешься. Гвардию заставили присягнуть лично Бениту. Как раз сегодня.

Кумий беспомощно моргал, глядя на Верму. Он не слышал о таком безобразии. Совсем одичал на своем чердаке. Как сенат дозволил такое, или… в Риме, быть может, уже нет сената?

— Безумцы… идиоты…— Кумий, ошарашенный этой новостью, плюхнулся на кровать.

— Я передам рукопись Пробу, — неожиданно согласилась Верма.

— Как? А присяга?

— Я ведь не читала рукопись. И к тому же свобода слова еще не отменена.

— Формально, а на самом деле…

— Я присягу тоже давала формально, — перебила его Верма.

— Логично, — Кумий ухмыльнулся и тут же тяжело вздохнул. — Свобода слова… как легко Рим готов от нее отказаться. А ведь еще Диоген считал ее величайшим даром.

— Не знала, что ты киник! Кумий обвел рукой чердак:

— А кто еще, кроме киника, согласится здесь жить?!

Курций понимал, что безумно рискует. Но это понимание жило где-то на дне сознания, заглушаемое куда более сильным чувством — азартом схватки. Неважно, что схватка безнадежна и все силы у противника. Разве это имеет какое-то значение. Главное, что справедливость была на стороне Курция.

Он искал очень долго. Он вынюхивал, выискивал, он буквально по крупицам собирал сведения. По ночам ему снилось, как он входит в крошечный убогий домишко где-нибудь в пригороде, и с койки ему навстречу поднимается немолодой человек с бледным лицом и бегающими глазками. Он так часто видел это в мечтах, что когда наяву он распахнул дверь и увидел этого человека, его охватило какое-то странное разочарование.

«Ну, вот все и кончилось. Дело ты сделал. А теперь остается только проиграть».

С этой мыслью о проигрыше он придвинул колченогий стул и сел. Человек продолжал стоять, уронив плетями длинные, переплетенные узлами вен руки.

— Почему ты не уехал из Италии, Котт? — спросил Курций.

Голос его звучал устало. И немного зло. Его злило, что на этого чудака ушло столько времени. Чуть-чуть бы раньше… А теперь просто не успеть победить.

— Все равно бы нашли.

— Так ты мне расскажешь про Бенита?

Котт вздрогнул всем телом.

— Ты знаешь, совершенный муж?

— Разумеется. Я все знаю.

— Он заплатил мне, чтобы я ушел из дома. Я его ненавидел. Но такая сумма, такие деньги…

— Значит, ты предал Элия?

— Не его.