Хотя она ожидала подобного заявления, но все равно растерялась.

— Я не собираюсь…— Она запнулась и замолчала — ясно было, что таким тоном ничего отстоять не удастся. — За так… — добавила, чтобы хоть что-то сказать.

— А я заплачу. Не волнуйся, — засмеялся Гимп.

— И какова плата? Ведь гении больше не исполняют желаний.

— Смотря какие. Может быть, как раз твое смогу исполнить.. — Ей показалось, что он глянул ей в глаза.

Слепой глянул в глаза. Во всяком случае, его зрачки были точно против ее зрачков. Ей стало не по себе от этого слепого взгляда.

— Миллион сестерциев можешь заплатить? — спросила она. Голос ее дрожал. Кажется, этот вопрос его обескуражил.

— Миллион — это не желание, а арифметика, — проговорил разочарованно Гимп.

— Миллион — это высшая математика. А иначе я не согласна, — объявила Ариетта с довольным видом, не ожидая, что так легко найдет повод отказаться.

— Я дам тебе миллион, — согласился Гимп. — И еще… я исполню одно твое тайное желание. То, о котором ты сама не знаешь.

Ариетта посмотрела на него. Теперь он глядел мимо нее и улыбался.

— Ну, соглашайся. Практически для тебя нет никакой опасности. Люди ловцов не интересуют, — стал уговаривать Гимп. Он врал. Это было видно с первого взгляда.

Она согласилась, хотя знала, что он не заплатит ей миллион — у него нет ни асса. Она знала, что он не исполнит ее желание. И все равно она поверила. Сама не знала, почему. Теперь он был зряч, а она слепа, и ползала на коленях в темноте в поисках брошенной им монетки. Она слышала заманчивый звон — монетка катилась по камням, но Ариетта напрасно шарила рукой, спешно уверяя себя, что Гимп подарит нечто такое, о чем она сама и подумать не смела. Самообман Ариетты был почти восхитителен. Потом… хотя не стоит говорить, что будет потом, пока оно не наступило хотя бы на листе бумаги.

Крул смотрел на худую женщину в простенькой тунике пренебрежительно. Было жарко, туника была посетительнице (и просительнице) чуть-чуть тесновата, под мышками образовалось два темных пятна. В руках женщина мяла и без того замусоленный вчерашний вестник. Наверняка долго сидела в приемной, изнывая от жары, и обмахивалась сложенным вдвое номером. Что ей надо? Хочет работать у Бенита? Таких желающих нынче хоть отбавляй. Они буквально осаждают редакцию «Первооткрывателя». И все же что-то заставляет Крула медлить и не указывать ей на дверь. Ну да! Эта женщина работала прежде секретаршей у Цезаря. Надо же, какое совпадение. В трибе Элия избран в сенат Бенит, и эта женщина рвется работать у новоявленного сенатора. Уж не считает ли она, что подобные должности передаются по наследству? Она что-то болтает о невозможности работать на Элия. Понятно, что невозможно. Если он сгорел вместе с Нисибисом в ядерном пламени. Какая уж тут работа.

Крул налил полный стакан ледяной воды из запотевшей бутылки и принялся пить маленькими глотками, испытующе глядя на женщину. Она судорожно сглотнула. Но пить не попросила. Хорошо. Даже очень хорошо.

— У тебя есть желание? — спросил старик. — Самое сокровенное, самое немыслимое, самое невыполнимое. И… беспощадное…

— Что значит — беспощадное? — Порция быстрым движением мазнула ладонью по виску. Но капли пота тут же выступили вновь.

— Без оглядки на других. И на мнение других.

— Хочу, чтобы мой сын бесплатно учился в риторской школе.

— Это не желание, а мелкотня.