«Самый лучший фрументарий» — вспомнил Квинт недавние свои заявления. Ничего они не стоят нынче. Ничего. Потому что Элий умер. А все остальное… а все остальное к воронам.
— Ты, конечно, глуповат, — продолжал «Гай». — Но ты был предан хозяину.
— Элию, — поправил Квинт.
— Теперь ты поступаешь в распоряжение императора. Ты — его личный фрументарий.
— Я и так ему служу. Ему и Летиции.
— По собственной воле. А теперь будешь служить по приказу диктатора Макция Проба.
— А если диктатор сменится?
— Диктатор может смениться. А император — нет.
— «Целий» опять знает нечто такое, чего не знают другие?
— Здесь нет подвоха.
— Я буду служить. Но сам по себе. Ни «Целий», ни префект претория не будут иметь надо мною власти. Я — частное лицо на службе. Тут личное. Ничего для «Целия» — вот мой девиз.
— Для частного лица ты слишком много знаешь.
— Хочешь меня устранить? — Их глаза наконец встретились. Квинт будто нырнул в ледяную воду. Внутренне содрогнулся. И это ему очень не понравилось.
— Пока нет. Служи… И помни, что мы всемогущи.
— Разве? — Лучше было не говорить такое. Прежний Квинт не сказал бы. А вот Элий бы непременно сказал. И нынешний Квинт тоже.
— Считай, что я тебя не слышал, Квинт. Или ты намеренно желаешь, чтобы тебя уничтожили?
— Я мешаю «Целию»? Неужели? Ведь я малявка. Никто. Спятивший с ума агент. Он повернулся и пошел.
— Подожди! — окликнул «Гай». Квинт остановился.
— Ты повредил ногу?
— Нет.
— Тогда почему ты хромаешь? Квинт пожал плечами и пошел дальше. Он заметно хромал. На правую ногу.
Она не жила — лишь делала вид, что живет. Происходящее почти ее не касалось. Улыбка маленького Гая Постума порой веселила и заставляла ее губы в свою очередь складываться в улыбку. Еще любила сидеть в саду на своей загородной вилле среди отцветающих кустов роз, смотреть, как роняют лепестки осенние цветы на слишком тонких стеблях, и читать книги. О чем-то таком, что поражает воображение. Последний библион Кумия о Нероне наделал много шума. Все хвалили описание пожара Рима. Летиция сидела в саду в плетеном кресле и читала, как пылал храм Юпитера Капитолийского. Как ветер гнал огненные волны по форуму. Элию не понравился бы этот библион.
Солнце согревало кожу. Разумеется, это не счастье, и даже не радость. Это театральный аулеум, за которым нет сцены, один черный провал. Она не знала, что ее убивает — отчаяние или любовь, или то и другое вместе. Порой мысль совершенно безумная мелькала в мозгу: задушить проклятое чувство и начать жить новой жизнью. Покойно и тихо, как все. Завести любовника и никогда не вспоминать об Элии. Будто его и не было вовсе. Но тут же все в ней восставало, и она зажимала ладонью рот, чтобы не закричать. Хотелось себе самой надавать пощечин. Отказаться от любви к Элию — как она могла придумать такое?! Ведь это все, что у нее осталось. Без любви она казалась себе и не человеком уже, а безобразным обрубком — торсом без рук и ног.
Вечерами она сидела на галерее, смотрела на засыпающий сад, вдыхала вечерние ароматы и мечтала, что утром боль не будет такой острой…
Именно в один из таких вечеров Летиция увидела его. Он стоял внизу у подножия лестницы так, что мраморная скульптура Нимфы наполовину скрывала его. И все же она не могла обознаться — плечи и профиль, и черные волосы, начесанные на лоб, — все было до боли знакомым. Летти вскочила. Сердце билось как сумасшедшее. Сейчас оно разорвется, и Летиция упадет замертво. |