И все же, когда он приступил к первой попытке, руки у него дрожали. Корсон активировал искусственную личность, запрограммировав ее на пять секунд. Веки женщины затрепетали, она открыла глаза, издала какой‑то звук и снова застыла.

Однако серьезный опыт едва не кончился плохо. Высокая блондинка с роскошными формами – она была почти на голову выше Корсона – вскочила со своего ложа, нечленораздельно вскрикнула, бросилась на него и так стиснула в объятиях, что он чуть было не задохнулся. Пришлось оглушить ее ударом кулака. Слишком много фолликулина, заключил он, переведя дыхание.

Чтобы прийти в себя, он решил пока отнести сумку с едой и записку к дверям мавзолея. Металлическая табличка оказалась теперь девственно чистой. Несколько простых опытов убедили Корсона, что кристаллы, из которых состояла пластинка, были чувствительны к темпоральным перемещениям. Если их деформировали, они обретали первоначальную конфигурацию под действием прыжка во времени. Итак, надо было только поглубже выгравировать центральную часть послания, чтобы она продержалась несколько перемещений. Корсон сделал кое‑какие расчеты и начал писать. А что, спросил он себя, если я изменю хоть одно слово? Может, и ничего. Изменение окажется ниже порогового. Но он решил не рисковать: строчки письма словно отпечатались у него в памяти. Ставка была слишком велика.

Оставалось еще обучить гиппрона, который отвезет Антонеллу и другого Корсона в Эргистаэл. Корсон решил просто подменить гиппронов. Он осуществил как мог более полный обмен информацией со своим животным и удостоверился, что гиппрон отвезет двух всадников именно к полям сражений Эргистаэла и доставит точно в то место, где раньше оказался он сам. Полный контроль над гиппроном был ему недоступен, но Корсон полагал, что поставленное в те же условия животное инстинктивно поведет себя так же. Вероятность смещения была невелика. Кроме того, он мог вполне довериться владыкам Эргистаэла – в частностях они разберутся сами. Он научил гиппрона реагировать на громко произнесенное слово «Эргистаэл».

В обмен Корсон получил ворох обрывков информации о привычках, воспоминаниях и повадках гиппронов. Генетическая память животного несколько ослабела в неволе, но все же Корсон сумел составить представление о родной планете этого вида. К своему величайшему удивлению, он выяснил, что гиппроны, которых он привык бояться – по крайней мере диких, – были трусливы, как зайцы. Образ первых, давным‑давно исчезнувших хозяев в памяти гиппронов уже не был четок, но Корсону стало ясно, что они их обожали и одновременно боялись.

Подмена прошла идеально. Корсон позаботился о том, чтобы поменять и сбрую: он не хотел привлекать внимания другого Корсона неожиданным несоответствием упряжи. Сумку с едой он положил у дверей, на самом видном месте.

Затем вернулся во время, в котором начал оживлять пленниц богов войны. Корсон не знал, что произойдет, если он на несколько часов ошибется и окажется лицом к лицу с самим собой. Но на инстинкт гиппрона можно было положиться – животное отказывалось следовать через континуум теми же путями, по которым уже проходило. Чувствуя свое присутствие сквозь слой времени в несколько секунд, оно избегало пересечений, слепо повинуясь в каком‑то смысле закону неубывающей информации. Корсон счел за лучшее не действовать вопреки его природе.

Он снова взялся за подготовку армии для Верана. Теперь Корсон спешил – хотелось поскорее закончить. Кроме того, он боялся, что боги войны застанут его за этим занятием и потребуют ответа. Правда, несколько вылазок в будущее и ближайшее прошлое немного его успокоили.

Он остановился на трех основных матрицах искусственных личностей. Если все женщины будут вести себя совершенно одинаково, обман может открыться слишком рано.