|
Рассказ, повесть вдруг становятся неким совершенно отдельным от меня явлением, которое гуляет в пространстве, в мироздании – само по себе. И у произведения, как у человека, оказыва-ется, своя судьба. Однако самым ужасным оказалось… кланяться со сцены. Вот вы когда-нибудь кланялись? Попробуйте. Это серьезное испытание. Все глаза на тебя устремлены. Тело твое становится де-ревянным и не сгибается – ни в шее, ни в корпусе. Помнится, у меня сгибались только колени, и я так неловко слегка приседала, болтая руками, как будто книксен делала… Ужасно! Не помню ничего более страшного в своей профессиональной деятельности… А в 24 года меня угораздило стать членом Союза писателей, – самым молодым в стране. – ЭТО БЫЛО ЛЕСТНО? – Это было странно. Вступить в Союз писателей СССР, то есть стать писателем патентованным, проштемпеле-ванным, в те времена было не легче, чем стать членом масонской ложи. Это был магический круг, переступить который следовало как-то хитро, чуть ли не заклинания творя: членом Союза мог стать автор двух изданных книг; с другой стороны, издать книгу мог только член Союза… Это был нормальный бред советской жизни, одно из его проявлений. Помнится, замечательный поэт Вадим Левин рассказывал о своих многолетних мытарствах на этом поприще. Не кто-нибудь, а Борис Заходер пытался протолкнуть его в Союз писателей, провести сквозь Сциллу и Харибду приемной комиссии. Ничего не помогало. Однажды Заходер пробормотал: – Может, придется Михалкова просить… Вадим Левин осторожно спросил: – Борис Владимирович… А разве Михалков – хороший человек? Заходер ответил с непередаваемой горечью: – Вадим, хорошие люди еще никогда никому не могли помочь… Но я-то жила в благословенной «провинции у моря», где с благоговейным трепетом отно-сились ко всему, что происходило в имперской столице. Мои публикации в столичном журнале наводили местных писательских бонз на мысль о неких моих возможных связях там (!)… Сло-вом, судьба продолжала выписывать затейливые узоры, как пьяный на велосипеде, и я въехала в Союз писателей на жеребячьем энтузиазме доверчивой юности. В то время я еще «не изрослась», как говаривала моя бабушка, «из своих идиотских штук». И когда приезжала в официальную и холодную, во всех смыслах – в отличие от Ташкента, – Москву, частенько провоцировала разные забавные и острые ситуации. Например, мне доставляло удовольствие разыгрывать вахтеров ЦДЛ – Центрального Дома литераторов. Картинка по теме: В те годы – не то, что сегодня, – это было весьма солидное заведение, цитадель совет-ских писателей, трубадуров советской идеологии. Войти в особняк – бывший дворец князей Ол-суфьевых, с баром, буфетом и великолепным рестораном в знаменитом Дубовом зале, возможно было только по билету Союза писателей. Так что бабки, вахтеры в ЦДЛ, были отлично натасканы и с успехом могли служить сторожевыми псами на колымской зоне. А я, повторяю, щуплой была, совсем несерьезной особой, на вид подросткового возраста. И вот, с восторженной физиономией провинциала я устремлялась мимо дежурной бабки в фойе заветного особняка… Сразу же – как выстрел в спину – несся вопль: – Сто-о-ой!!! Ку-у-уда?! Я послушно сдавала назад, робко подходила к бабкиному столу на входе. – Эт куда, интересно знать, ты так резво несёсся, а?! – Покушать… – докладывала я доверчиво. Я неплохая актриса. – Тут ведь… э-э-э… есть буфет, мне сказали?.. – Тут все есть! – отвечала всемогущая бабка с ядовитой улыбочкой. – Только не для тебя. – Э-э-э… почему? – искренне удивлялась я. – Да потому, что билет надо иметь, билет, ясно? – Проездной? – уточняла я, кротко и даже преданно глядя в бульдожью ее личность. |
