Я посмотрела и бросилась ему на шею. Лейтенант отворачивался и бурчал, что ничего особенного не произошло. Вот если бы я успела отрубить палец, тогда была бы история.

Палец был как новенький, с тончайшей розовой кожицей на подушечке. А ведь совсем было превратился в растение, даже почку выпустил. Только ноготь Пороховницын срезал до мяса, открывая незажившую ранку от шипа.

– Новый шип не вырастет? – спросила я, глядя, как лейтенант щедро заматывает палец бинтом. (Надо будет снять повязку и заклеить ранку пластырем, чтобы папу не пугать.)

– Нет, я там паяльником прижег на всякий случай.

– Ну и зачем?

– Что – зачем?

– Все. – Я обвела свободной рукой дяди-Сашины штуки.

Пороховницын отрезал бинт, завязал кончики… Было заметно, что ему не хочется отвечать.

– Это вува! – наконец выдавил он.

– Что?!

– Вундерваффе – чудо-оружие… Идея в том, что, если ты слабее противника, надо придумать что-то совершенно неожиданное, с чем никто не знает, как бороться. Необязательно в прямом смысле оружие. В древности маленькая Македония покорила Персидскую империю благодаря тому, что македонцы умели ходить строем. Персы нападали толпой и не могли даже подступиться к противнику: македонские копейщики накалывали их, как жуков на булавки.

– А дядя Саша, значит, изобрел чудо-сорняк с колючками? Интересно, как таким оружием воевать?! Сажать на поле и просить, чтобы враги разулись и наступали босиком?

– Ты Александра Григорьевича дураком не выставляй, – буркнул Пороховницын. – Он тебе дед, хотя и двоюродный. И в оружии разбирался получше многих! Другое дело, что…

Лейтенант осекся и смерил меня изучающим взглядом. Показалось, что сейчас он отломает лупу от столика и начнет меня рассматривать с увеличением. А он вдруг замямлил, как первоклассник:

– Раз вы не продаете дом… Видишь ли… Эх, все равно придется сказать! – решился Пороховницын. – Раз вы не продаете дом, ты будешь приезжать сюда на лето, заведешь друзей. А полковника Войтова знал весь город. Тебя обязательно спросят о нем.

– Пускай себе спрашивают. Я ж не знала его. Так и отвечу.

– Но ты будешь жить в его доме, видеть странные вещи…

– Уже видела, – перебила я. – Антон, вы боитесь, что я стану болтать об этом направо и налево? О колдовской траве, о голове сушеной?

– Боюсь, – легко согласился Пороховницын, – потому что знаю, что из этого выйдет. Возьми хоть мою бабусю. Александра Григорьевича она обожала, скатерку ему вышила, пирожки пекла. А дойдут до нее слухи про сушеную голову? Она же решит, что спятил Григорьич на старости лет! Еще и другим бабкам расскажет по простоте душевной. Будут жалеть его, свечечки ставить за упокой… И на вас тень упадет: станете родственниками чокнутого полковника. Оно тебе надо?

– Никому не скажу. Могила! – поклялась я. – А вы-то как считаете, он вправду чокнулся? Псих командовал секретным полигоном, и никто ничего не заметил?

– Так рассекретили его. Был военный полигон, стал гражданский лесопарк. И Александр Григорьевич был начальник, стал директор, – уточнил Пороховницын. Он сильно тяготился этим разговором.

– Тогда совсем другое дело! – сказала я. – Директору лесопарка можно быть психом. Раз он гражданский!

Лейтенант подобрался и сказал, не повышая голоса, но твердо, как, наверное, разговаривал со своими солдатами:

– Александр Григорьевич не мог перенести, что у нас оружие, считай, на двадцать лет устарело, а денег на новое не дают.