– Это точно, вы правы… – спешит согласиться Тодоров.

 – А теперь сосчитай до ста и уходи, а то простудишься.

 Я встаю и удаляюсь, до меня доносится «до свидания», сказанное с явным облегчением.

 Вернет ли мой старый знакомый деньги? На данный вопрос мне трудно ответить со всей определенностью. И если в свою скромную программу я включил и условие, касающееся финансовой стороны дела, то не потому, что я жалею эти триста тысяч, а потому, что если Тодоров решит вернуть деньги, то это натолкнет его на мысль о возвращении на родину. Что касается последнего пункта, то он действительно может решить мою судьбу, но тут я надеюсь на то, что здравый смысл Тодорова восторжествует. Если, конечно, эгоизм можно назвать здравым смыслом.

 Перед ярко освещенным фасадом кабаре «Валенсия» несколько субъектов, раздираемых противоречивыми чувствами, рассматривают рекламные снимки исполняемых в заведении дивертисментов, которые на этих снимках выглядят гораздо привлекательнее самих дивертисментов. Несколько поодаль, почти на самой кромке тротуара, стоит одинокая женщина. Стоит и ждет меня темной ночью, словно героиня старого шлягера.

 – Вы сегодня просто ослепительны,– – галантно произношу я вместо приветствия.

 Но комплимент не помогает.

 – Вы заставили меня ждать вас целых двадцать минут,– – глядя на свои часы, говорит Грейс ледяным тоном.– – Меня, наверно, приняли за уличную девку.

 – Подходили клиенты?

 – Вы первый.

 – Искренне сожалею… Не о том, что я первый, а что заставил вас ждать… Но я заказал разговор с Болгарией, и очень долго не соединяли…

 – Разговор, конечно, жизненно важный,– – все так же холодно замечает героиня ночного шлягера.

 – Не столько жизненно, сколько финансово! Вы же знаете, что в отношении богатства я не могу тягаться с вашим Сеймуром.

 – Тогда почему вы ведете меня в это дорогое заведение?– – спрашивает Грейс, нехотя приближаясь к входу в кабаре.

 – Потому что разговор состоялся. И теперь все в порядке. А главное – вы и в самом деле ослепительны!

 В своем сером костюме из плотного шелка, нарядной кружевной блузке белого цвета, с высоко взбитыми черными волосами она действительно выглядит хорошо.

 Программу заведения пока что заменяет неистовый вой оркестра, из-за которого несколько дней назад бедный Хиггинс лишился последних остатков слуха. Обстановка все та же – банально-претенциозная. Разве что публики побольше по случаю воскресенья.

Занимаем маленький столик и молча выпиваем по бокалу шампанского, чтобы скорее привыкнуть к розовому полумраку и к волнующему ощущению, что мы снова вместе. Женщина, вероятно, ждет, пока стихнет рев джаза, чтобы задать мне очередной каверзный вопрос, а я жду, пока у нее рассеется дурное настроение.

 Впрочем, разговор с Болгарией действительно состоялся – я не стал бы прибегать к уловке, которая завтра же будет раскрыта. Между двумя моими свиданиями – одно в тишине парка, другое здесь, в саксофонном верещании «Валенсии»,– – я сумел позвонить из отеля в Софию одному знакомому и обменяться с ним несколькими фразами, которые можно понимать по-разному. Я бы не имел ничего против, если бы Сеймур истолковал мой звонок как запрос по поводу его предложения.