Изменить размер шрифта - +

     Я быстро приближался к реке, но, хотя  я  очень  спешил,  ноги  у  меня
ничуть не согревались; ледяная сырость сковала их, как железо  сковало  ногу
человека, на свидание  с  которым  я  бежал.  Дорога  на  батарею  была  мне
известна, - я ходил туда с Джо как-то в воскресенье, и Джо, сидя  на  старой
пушке, еще сказал мне в тот раз, что когда меня честь честью запишут к  нему
в подмастерья, то-то будет расчудесно! И все же, сбившись в тумане с пути, я
забрал слишком далеко вправо, и мне пришлось  возвращаться  обратно  берегом
реки, по каменистой дорожке вдоль илистой кромки и свай, задерживающих  воду
во время прилива. Стараясь не терять ни  минуты,  я  живо  перебрался  через
канаву, проходившую, как я помнил, совсем близко от батареи,  и  только  что
влез на противоположный откос, как увидел своего знакомца. Он сидел  ко  мне
спиной, скрестив руки, и покачивался, словно во сне.
     Решив устроить ему приятный сюрприз, я тихонько подошел к нему сзади  и
тронул его за плечо. Он мигом вскочил, и что же? Это был не тот  человек,  а
совсем другой!
     Однако у этого человека тоже была грубая серая одежда и  железная  цепь
на ноге, и он хромал, и хрипел, и дрожал от холода, совсем как  тот;  только
лицо было другое, и на голове - широкополая шляпа с низкой тульей. Все это я
увидел в одно  мгновение,  потому  что  всего  мгновение  и  видел  его:  он
выругался и хотел меня  ударить,  но  лишь  замахнулся  неуверенным,  слабым
движением и сам едва удержался на ногах, а потом побежал прочь, в туман, два
раза споткнулся, и тут я потерял его из виду.
     "Это и есть тот приятель!" - подумал я, и  у  меня  больно  закололо  в
сердце. Вероятно, у меня и печенка бы заболела, если бы я только  знал,  где
она находится.
     Теперь мне оставалось добежать несколько  шагов  до  батареи,  где  мой
знакомец, поджидая меня, уже  ковылял  взад-вперед,  обхватив  себя  руками,
словно не прекращал этого занятия всю ночь. Он, как видно, совсем продрог. Я
бы не удивился, если бы он тут же, не сходя с места, упал и замерз насмерть.
Глаза у него были ужасно голодные: когда он, взяв у меня  подпилок,  положил
его на траву, я даже подумал, что он, наверно, попытался бы его съесть, если
бы не увидел моего узелка. На этот раз он не стал переворачивать  меня  вниз
головой, а предоставил мне самому вывернуть карманы и развязать узелок.
     - Что в бутылке, мальчик? - спросил он.
     - Бренди.
     Он уже начал набивать себе рот  фруктовой  начинкой,  -  причем  похоже
было, что он не столько ест ее, сколько в страшной  спешке  убирает  куда-то
подальше, - но тут он сделал передышку, чтобы глотнуть из бутылки.  Его  так
трясло, что, закусив горлышко бутылки зубами, он едва не отгрыз его.
     - У вас, наверно, лихорадка, - сказал я.
     - Скорей всего, мальчик.
     - Тут очень нездоровое место, очень сырое, - сообщил я ему. - Вы лежали
на земле, а этак ничего не стоит схватить лихорадку. Или ревматизм.
     - Ну, я еще успею закусить, пока лихорадка меня не  свалила,  -  сказал
он.
Быстрый переход