Я быстро приближался к реке, но, хотя я очень спешил, ноги у меня
ничуть не согревались; ледяная сырость сковала их, как железо сковало ногу
человека, на свидание с которым я бежал. Дорога на батарею была мне
известна, - я ходил туда с Джо как-то в воскресенье, и Джо, сидя на старой
пушке, еще сказал мне в тот раз, что когда меня честь честью запишут к нему
в подмастерья, то-то будет расчудесно! И все же, сбившись в тумане с пути, я
забрал слишком далеко вправо, и мне пришлось возвращаться обратно берегом
реки, по каменистой дорожке вдоль илистой кромки и свай, задерживающих воду
во время прилива. Стараясь не терять ни минуты, я живо перебрался через
канаву, проходившую, как я помнил, совсем близко от батареи, и только что
влез на противоположный откос, как увидел своего знакомца. Он сидел ко мне
спиной, скрестив руки, и покачивался, словно во сне.
Решив устроить ему приятный сюрприз, я тихонько подошел к нему сзади и
тронул его за плечо. Он мигом вскочил, и что же? Это был не тот человек, а
совсем другой!
Однако у этого человека тоже была грубая серая одежда и железная цепь
на ноге, и он хромал, и хрипел, и дрожал от холода, совсем как тот; только
лицо было другое, и на голове - широкополая шляпа с низкой тульей. Все это я
увидел в одно мгновение, потому что всего мгновение и видел его: он
выругался и хотел меня ударить, но лишь замахнулся неуверенным, слабым
движением и сам едва удержался на ногах, а потом побежал прочь, в туман, два
раза споткнулся, и тут я потерял его из виду.
"Это и есть тот приятель!" - подумал я, и у меня больно закололо в
сердце. Вероятно, у меня и печенка бы заболела, если бы я только знал, где
она находится.
Теперь мне оставалось добежать несколько шагов до батареи, где мой
знакомец, поджидая меня, уже ковылял взад-вперед, обхватив себя руками,
словно не прекращал этого занятия всю ночь. Он, как видно, совсем продрог. Я
бы не удивился, если бы он тут же, не сходя с места, упал и замерз насмерть.
Глаза у него были ужасно голодные: когда он, взяв у меня подпилок, положил
его на траву, я даже подумал, что он, наверно, попытался бы его съесть, если
бы не увидел моего узелка. На этот раз он не стал переворачивать меня вниз
головой, а предоставил мне самому вывернуть карманы и развязать узелок.
- Что в бутылке, мальчик? - спросил он.
- Бренди.
Он уже начал набивать себе рот фруктовой начинкой, - причем похоже
было, что он не столько ест ее, сколько в страшной спешке убирает куда-то
подальше, - но тут он сделал передышку, чтобы глотнуть из бутылки. Его так
трясло, что, закусив горлышко бутылки зубами, он едва не отгрыз его.
- У вас, наверно, лихорадка, - сказал я.
- Скорей всего, мальчик.
- Тут очень нездоровое место, очень сырое, - сообщил я ему. - Вы лежали
на земле, а этак ничего не стоит схватить лихорадку. Или ревматизм.
- Ну, я еще успею закусить, пока лихорадка меня не свалила, - сказал
он. |