|
- Бренди. Он уже начал набивать себе рот фруктовой начинкой, - причем похоже было, что он не столько ест ее, сколько в страшной спешке убирает куда-то подальше, - но тут он сделал передышку, чтобы глотнуть из бутылки. Его так трясло, что, закусив горлышко бутылки зубами, он едва не отгрыз его. - У вас, наверно, лихорадка, - сказал я. - Скорей всего, мальчик. - Тут очень нездоровое место, очень сырое, - сообщил я ему. - Вы лежали на земле, а этак ничего не стоит схватить лихорадку. Или ревматизм. - Ну, я еще успею закусить, пока лихорадка меня не свалила, - сказал он. - Знай я, что меня за это вздернут вон на той виселице, я бы и то закусил. Настолько-то я справлюсь со своей лихорадкой. Он глодал кость, заглатывал вперемешку мясо, хлеб, сыр и паштет, но все время зорко всматривался в окружавший нас туман, а порою даже переставал жевать, чтобы прислушаться. Внезапно он вздрогнул - то ли услышал, то ли ему почудилось, как что-то звякнуло на реке или фыркнула какая-то зверюшка на болоте, - и спросил: - А ты не обманул меня, чертенок? Никого с собой не привел? - Нет, нет, сэр! - И никому не наказывал идти за тобой следом? - Нет! - Ладно, - сказал он, - я тебе верю. Никудышным ты был бы щенком, ежели бы с этих лет тоже стал травить колодника несчастного, когда его и так затравили до полусмерти. Что-то булькнуло у него в горле, как будто там были спрятаны часы, которые сейчас начнут бить, и он провел по глазам грязным, разодранным рукавом. Мне стало очень жалко его, и, глядя, как он, покончив с остальным, всерьез принялся за паштет, я набрался храбрости и заметил: - Я очень рад, что вам нравится. - Ты что-нибудь сказал? - Я сказал, я очень рад, что вам нравится паштет. - Спасибо, мальчик. Паштет хоть куда. Я часто смотрел, как ест наша большая дворовая собака, и теперь вспомнил ее, глядя на этого человека. Он ел торопливо и жадно - ни дать ни взять собака; глотал слишком быстро и слишком часто, и все озирался по сторонам, словно боясь, что кто-нибудь подбежит к нему и отнимет паштет. Мне думалось, что в таком волнении и спешке он его и не распробует как следует и что если бы он ел не один, то наверняка стал бы лязгать зубами на своего соседа. Все это в точности напоминало нашу собаку. - А ему вы ничего не оставите? - осведомился я робко, после некоторого колебания, потому что опасался, как бы мои слова не показались ему невежливыми. - Ведь больше я ничего не могу вам достать. - Это я знал твердо, и только потому и решился заговорить. - Ему не оставлю? Кому это? - спросил он, сразу перестав хрустеть корочкой от паштета. |
