Изменить размер шрифта - +
Он пришел ко

мне, когда уже начинало темнеть. Нет, это снимите: начинало темнеть или стемнело – это разные временные категории. Просто вечером. Долго ли он

пробыл у меня? Не помню. Мне было интересно с ним: время замечаешь, лишь когда тебе скучно.
– Вы не могли бы рассказать, о чем вы беседовали?
– Обо всем. Потому что единственная наука, которая объемлет ныне все проблемы мира, – это наша с ним наука – социология!
– С чего вы начали беседу?
– С чего начали? Ну, это обязательная буржуазность, они ее тоже усвоили, бедняги, мы им навязали эти условности. «Добрый вечер, господин

профессор, благодарю вас за то, что вы нашли для меня время, вот моя карточка». Москва, Институт экономики, телефоны, Кочев, плотная бумага,

неплохой шрифт. «Рад видеть вас, коллега, хотите кофе?» – «Нет, благодарю вас». – «Не лгите, вы хотите кофе, люди из за „железного занавеса“

должны быть категоричны». – «Так вы и есть категоричный человек, если говорите за меня». – «Ха ха, оказывается, это я живу за занавесом, а вы

самая свободная страна? С сахаром или без?» – «Без». – «Молодец, только без сахара – истинный кофе, снимайте пиджак, валите его на стул, что у

вас за тема?» – «Тенденции развития послевоенной экономики в ФРГ, концентрация капитала, неонацизм». – «Не это сейчас главное, это для историка,

а не для социолога, пошли на кухню, там газ. Тема узковата, попахивает заданностью. Вы хотите знать мою точку зрения? Извольте. Развитие

промышленных мощностей в послевоенной Германии, вне воли магнатов промышленности, привело нас к кризисной ситуации. Нет, нет, на бирже все

хорошо, и спада вы не дождетесь. Это все пропаганда! Какой там спад! Будет крах, а не спад. После Гитлера мы за короткое время порвали с эпохой

скудости! Нет, я не адепт капитализма, я считаю Маркса великим ученым, и мне омерзительны страсти биржи. Просто такова правда, и случилось это

потому, что впервые в истории человечества нехватка высококвалифицированного труда облегчала прогресс. Нас научили делать рубашки, машины и

телевизоры не искусством рук, но дисциплиной производства: автоматизации промышленного процесса не нужны брюссельские кружевницы или резчики по

дереву – им нужны лишь „нажимательные“ движения роботов. Загорелась красная кнопка – нажми ее, загорелась зеленая – сними с конвейера готовый

телевизор. А скоро нам вообще не будут нужны рабочие в том смысле, как они были нужны двадцать лет назад. Все будет делать машина. А что делать

человеку? Частичная безработица, когда автоматизация наиболее уникальных процессов производства выбрасывает на улицу тысячу другую рабочих,

рождает уличные демонстрации длинноволосых и коммунистов. А что будет с миром, когда машины повсюду заменят человека! Ранее труд был рычагом

всеобщей дисциплины мира. Что же станет с людьми, когда их заменят машины? Со всеми людьми: и с Круппом, и с его рабочим? Машины обеспечат и

того и другого рефрижератором, автомобилем, цветным телевизором, коттеджем, рубашкой и пиджаком. Как быть тогда? Ну, со всякого рода Вагнерами и

Чайковскими, Чеховыми и Хемингуэями понятно: они над миром, они вне схватки. А как быть с остальными? Кто поднесет вам чемодан от такси к лифту

в отеле? И почему шофер такси должен выполнять ваше указание – куда вас везти? Вы что, умнее его? У вас на груди табличка, на которой написано:

„Я гений“? Мы на грани таких политических сдвигов, что вся шумиха ультралевых покажется человечеству детской игрой».
Быстрый переход