Пан Иордан. А молодец-то пляшет недурно, вон каблуками как притоптывает, по-нашему, ясновельможному! Где научили так скоро?

 Ян Замойский.[26] Пять лет не скоро, а где – у наших же святых отцов: доки не все Богу молиться, черту плясать!

 Пан Станислав. Воля ваша, паны, а я все гляжу на него, да в толк не возьму, кто он такой? Шутка сказать, сам папа признал. Может и вправду царевич. Вон все говорят, вместо него другого младенца зарезали.

 Ян Замойский. Кто говорит? Москали набрехали, а мы и уши развесили. Что за плавтова комедия, помилуйте, велено было царевича убить, а убили куренка!

 Пан Станислав. Да этот-то, этот кто же? Оборотень, что ли, тень, туман с болота? Ну-ка, подойди, пощупай, – сквозь рука не пройдет. Кто же он такой?

 Ян Замойский. А черт его знает! Беглый монах, хлоп Вишневецких,[27] жид некрещеный, аль сам бес во плоти. Лучше знают про то отцы-иезуиты, – их стряпня, их и спрашивай!

 Пан Иордан. А я, панове, так полагаю, не в обиду будь сказано вашей милости. Кто он такой, нам горя мало. Сколько было примеров, что Бог возвышал и подлого звания людей: царь Саул[28] и царь Давид[29] тоже не белая кость. Так и этот, кто бы ни был, есть Божие орудие. Будет нам польза и слава не малая, как посадим его на московский престол: тут-то и запляшут москали под нашу дудку!

 Ян Замойский. Кто под чью дудку запляшет, пану Богу известно; войну затевать из-за вора, лить за плута польскую кровь, черта делать оружием Божиим, – всему честному шляхетству позор!

 Мисаил, заштопав штаны, появляется снова. Митька – с ним.

 Пан Станислав (указывая на них). А вон и Силен[30] краснорожий, Дон-Кихота Московского Санчо-Панса верный, а тот, за ним, Купидончик сахарный, Маруськин паж, – тоже по имени Димитрий!

 Пан Иордан. Как, еще один? Димитрий второй?

 Пан Станислав. Второй или третий, смотря по тому, кто настоящий первый.

 Пан Иордан. Иезус Мария, сколько же их всех?

 Пан Замойский. Сколько теста хватит: мы нынче царьков, как московская баба – блины, печем!

 Димитрий, после мазурки, усаживает Марину.

 Марина (обмахиваясь веером). Ух, закружили, с вами беда! А кто пана мазурку учил?

 Димитрий. О. Алоизий.

 Марина. А фехтовать?

 Димитрий. Он же.

 Марина. А вирши писать?

 Димитрий. О. Игнатий.

 Марина. Видно, святые отцы не забыли шляхетного звания. Ну, да и пан, должно быть, ученик прилежный.

 Димитрий. Пани Марина, я давно хотел вам сказать…

 Марина (перебивая). Завтра в поход?

 Димитрий. Нет, не завтра.

 Марина. Когда же?

 Димитрий. Это знаете вы.

 Марина. Я? благодарю за честь. Рыцарь в бой спешит, а дама не пускает; «Не уходи, коханый, побудь со мной!» Так, что ли?

 Димитрий. Нет. Не так.

 Марина. А как же?

 Димитрий. Ты знаешь, Марина, я не могу расстаться с тобою, быть может, навеки, не сказав тебе всего, что у меня на сердце…

 Марина. Ну, что ж, говорите, я слушаю.

 Димитрий. Здесь, на балу? Нет, ты мне обещала…

 Марина. Завтра вечером в одиннадцать, в липовой аллее, у фонтана.

 Быстро встает и уходит. Димитрий сидит, задумавшись.

 О. Игнатий (подойдя к нему сзади на цыпочках и наклоняясь к уху его). Как наши дела, сын мой? (Присаживаясь). Ждем короля с минуты на минуту. Помнишь ли все, что я тебе говорил: вольный пропуск ксендзов на Москву, строение костелов, права Иисусова братства и корень, корень всего, не забудь воссоединение церквей, под верховным главенством Рима… А вот и монсиньор.