Говорить почему-то становилось всё сложнее, и тепло объятий Норта ощущалось всё отчетливее, и я себя как-то странно чувствовала, испуганная эти, нервно спросила:

— Что у меня с глазами?

Заподозрить влияние крови Кошки было бы самым логичным.

Но Дастел так же тихо ответил:

— Они идеальны, — улыбнулся и добавил: — твои каре-зелёные глазки.

И перевёл внимательный взгляд на людей.

— Значит больны, — скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс он.

Постоял, поочередно рассматривая каждого из успокоившихся мужчин, и сообщил:

— Я не могу определить на расстоянии, не вижу. Мне требуется оказаться ближе хотя бы секунд на тридцать, иначе никак. Я в принципе, используя тёмный источник некромантии, способен обойти классические законы целительства обязывающие целителя совершить тактильный контакт, но на таком расстоянии… Нет. Это немыслимо.

Накрыв его обнимающие меня ладони, вздохнула, пытаясь вспомнить что-то ещё из сказанного лордами в той таверне, и неожиданно вспомнила совершенно другое. Окно в убежище за городом, огромное закатное солнце, заливающее алым светом библиотеку и тихие слова дяди Тадора: «Знаешь, что отличает нас от обыкновенных артефакторов, моя девочка? Для нас нет рамок, преград и канонов. Мы свободны».

— Это возможно, — уверенно возразила я. — Просто закрой глаза и попробуй почувствовать…

— Я и так чувствую… тебя, — произнёс Норт, и в его голосе слышалась улыбка.

— Свободу, — всё-таки договорила я, почему-то тоже улыбнувшись. Заставила себя быть серьёзнее, и уже увереннее продолжила: — Абсолютную свободу. Забудь про ограничения и законы классического целительского искусства, они сейчас будут только мешать. Попробуй почувствовать… Даже не увидеть, скорее ощутить.

Я чувствовала, как нервно бьётся его сердце, как похолодели его ладони под собственными, и насколько напряжённым стал он. А это, кажется, было неправильным. А как объяснить — я не знала. Меня дядя Тадор обучал в игре и игрой, и лишь много позже, в артефакторской школе я осознала, что проделывала играючи, а тогда это было просто игрой. Игрой и не больше. И на кону не стояли сорок тысяч жизней, и на меня не смотрели… да все присутствующие, включая лорда Эллохара, который сейчас просто не отрывал от нас заинтересованного исследовательского взгляда, и лорда Рханэ, который не сел в кресло — стоял у парапета, взирая на нас напряжённо и даже почти враждебно. Неслышно подошёл Эдвин. Постоял рядом с нами, заложив руки за спину и безразлично оглядывая жертв, затем спросил у меня:

— Так значит между тёмными целителями и чёрными артефактами общим является абсолютная свобода?

— По идее — да, — не скрывая имеющихся сомнений, сказала я.

Просто уверенности никакой не было, вообще никакой.

Постояв ещё немного, Эдвин всё так же равнодушно поинтересовался:

— А знаешь, кто ещё обладает абсолютной свободой, сокровище?

— Кто? — тихо спросила я, ощущая, как пальцы Норта становятся всё холоднее.

— Дети, — галантно уведомил Эдвин.

И вдруг произнёс:

— Норт, кузнеца видишь?

Дастел зло пояснил:

— Он не из моих подопытных. Он партия Танаэша.

— Да плевать, мне нравится кузнец. Рия, а тебе?

Я оглядела всех «подопытных». В основном это были крестьяне, а вот среди отдалённых от нас имелся один кузнец. Не знаю, где его захватили, но мужик стоял сонно покачиваясь и у него в руке была кувалда. Не самая большая из имеющихся в кузне, но всё же была. А ещё борода до плеч, шапка, которая сползла уже почти, и огромная не то бородавка, не то след от ожога на носу — с такого расстояния было плохо видно.