Я не слышала шагов Норта, словно оглохла, ощутила лишь его прикосновение, его касание к моему лбу, к щекам. В следующий миг его встревоженное лицо затмило небо, тёмные с фиолетовым отсветом глаза с тревогой вглядывались в мои, судя по движению губ, он что-то говорил, спрашивал, практически требовал… я только улыбалась в ответ. Улыбалась, не слыша ни слова. Он понял это. Прикоснулся к ушам, нахмурился, пытаясь что-то сделать, и опустил руки.

— Временно, — произнёс чётко, так чтобы я смогла прочитать по губам.

Кивнула и улыбнулась вновь.

Улыбнулась, чтобы не заплакать. Не завыть, выплескивая всю свою боль, не зареветь, выдавая все свои чувства. Я только что спасла их всех… я только что убила самых близких мне людей… мне по ночам будет сниться лицо бабушки… я так и не попрощалась с дядей Тадором… Моя боль, не идущая ни в какое сравнение с тем, что отступники больше никогда никого не убьют… Просто боль, такая ничтожная в сравнении с осознанием совершенного…

* * *

Норт попытался поднять, но я отстранила его руку и села сама.

Села, вытерла мокрое от слёз лицо и огляделась — от арены практически ничего не осталось, от трибун — вообще ничего. По всему периметру бушевавшего здесь смерча имелись лишь щепки растёртого едва ли не в пыль дерева, осколки стекол, местами фрагменты крыши, видимо сохранившиеся благодаря магическим щитам. Но ни крови, ни фрагментов тел — судя по всему не пострадал никто, Норт справился. Я взглянула на него, улыбнулась, протянув ладонь, коснулась его руки, и, держась за него, всё же встала сама.

Поднявшись с трудом, пошатнулась, но удержалась, вглядываясь в чёрное тело передо мной. Не знаю страдал ли Ульгер перед смертью, но, судя по искажённому выражению лица, как минимум свою смерть он прочувствовал… Надеюсь ему было плохо. Так же плохо как мне, когда мама рассказывала, как тяжело отец пережил гибель своих родителей. Так же тяжело, как папе, который умер под горным обвалом. Хотя бы на толику тяжело как было мне, когда на моих руках умирал дядя Тадор…

Норт мягко взял за плечи и развернул меня спиной к искорёженному трупу… может и правильно… А может и нет, потому что в двух шагах от нас стоял мрачный, как предгрозовое небо Гаэр-аш, и от его взгляда я вздрогнула.

Ректор что-то сказал… я ничего не услышала.

Он протянул руку, и написал в воздухе… Пламя я увидела… а слова нет. Ни одного слова. Гаэр-аш вопросительно посмотрел на Норта, а тот не стал ничего отвечать, только крепче обнял мои плечи. Могла бы промолчать и я, но смысла не видела.

— Я выгорела, — произнесла, не слыша своих слов. Жутковатое ощущение, но оно не помешало мне добавить:

— И выжгла кровь Кошек.

Глава Некроса взглянул на меня лишь мельком, и вновь посмотрел на Норта. Дастел стоял, всё так же крепко придерживая меня, и ни сказал ни слова. Под требовательным взглядом родственника, он лишь кивнул в итоге.

— Магия? — спросил ректор.

Я не услышала — прочла по губам.

Норт отрицательно мотнул головой. Ректор сжал зубы с такой силой, что на скулах затанцевали желваки… Несколько секунд смотрел в сторону, а затем всё вокруг вдруг заполнило пламя.

Синее, обжигающее, вызывающее боль…

И схлынуло, оставляя меня совершенно одну в моей комнате в доме Гаэр-аша.

* * *

Что-то слышать я начала примерно через час. Сидя в прохладной ванне, я касалась пальцем мыльных пузырей, лопая их один за другим… Внутри было всё выжжено, гнетущая пустота вызывала желание плакать дальше, но я уже оплакала всех, кого могла. Не знаю, слышал ли кто-то мои рыдания — прежде чем уйти в ванную, я оставила на двери записку: «Со мной все хорошо.