Измучил непривычный бег

         Его коня – в глубокий снег

         Он вязнет часто… труден путь!

         Как печь, его дымится грудь,

         От нетерпенья седока

         В крови и пене все бока.

         Но близко, близко… вот и дом

         На берегу Днепра крутом

         Пред ним встает из-за горы;

         Заборы, избы и дворы

         Приветливо между собой

         Теснятся пестрою толпой,

         Лишь дом боярский между них

         Как призрак, сумрачен и тих!..

         Он въехал на широкий двор.

         Всё пусто… будто глад иль мор

         Недавно пировали в нем.

         Он слез с коня, идет пешком…

         Толпа играющих детей,

         Испуганных огнем очей,

         Одеждой чуждой пришлеца

         И бледностью его лица,

         Его встречает у крыльца,

         И с криком убегает прочь…

         Он входит в дом – в покоях ночь,

         Закрыты ставни, пол скрыпит,

         Пустая утварь дребезжит

         На старых полках; лишь порой

         Широкой, белой полосой

         Рисуясь на печи большой,

         Проходит в трещину ставней

         Холодный свет дневных лучей!

         И лестницу Арсений зрит

         Сквозь сумрак; он бежит, летит

         Наверх по шатким ступеням.

         Вот свет блеснул его очам,

         Пред ним замерзшее окно:

         Оно давно растворено,

         Сугробом собрался большим

         Снег, не растаявший под ним.

         Увы! знакомые места!

         Налево дверь – но заперта.

         Как кровью, ржавчиной покрыт

         Большой замок на ней висит,

         И, вынув нож из кушака,

         Он всунул в скважину замка,

         И, затрещав, распался тот…

         И тихо дверь толкнув вперед,

         Он входит робкою стопой

         В светлицу девы молодой.