– Разогнать волколюдов мне помог…
– Я знаю!
– Послушай, Гильберто. Мы объединим силы и справимся с этим вместе – на счет этого не бойся. И тогда, полагаю, твоя гильдия станет доминирующей организацией Рима.
– Верно, – неохотно признал Ла Вольпе.
– Я помогу тебе, – медленно проговорил Эцио, – но при одном условии.
– Да?
– Ты больше не будешь разрушать единство Братства. Хватит и того, что ты почти этого добился.
Ла Вольпе склонил голову.
– Я учусь на своих ошибках, – спокойно ответил он.
– Либо мы добьемся успеха в этом рискованном предприятии… либо проиграем.
– Либо добьемся, либо проиграем, – согласился Ла Вольпе. – Но нет.
– Что нет?
Ла Вольпе усмехнулся, словно Мефистофель.
– Мы не проиграем, – отозвался он.
ГЛАВА 39
Передав в распоряжение Ла Вольпе большой отряд рекрутов для борьбы со «стоглазыми», Эцио отправился домой. Он настолько устал, что сразу уснул.
Когда он проснулся, то залил яд, специально присланный Леонардо, в отравленный клинок, а потом проверил и почистил пистолет, двойной клинок, арбалет и отравленные дротики.
От этого занятия его оторвал посланник Бартоломео, попросивший ассасина как можно скорее прийти в казармы наемников. Чувствуя приближающиеся неприятности и надеясь, что Бартоломео и его наемникам пока удается сдерживать французов, Эцио, прихватив оружие Кодекса и рассудив, что ему может понадобиться седельная сумка, направился в конюшню, где оседлал любимого коня и поехал к другу. День стоял прекрасный, дорога была более-менее сухой – с тех пор, как прошел дождь, прошла неделя. Когда он выехал за город, дорога стала пыльной. Эцио ехал, стараясь лишний раз не попадаться на глаза патрулям Борджиа, часто сворачивая с дороги в лес или на поля, где коровы, оторвавшись от поедания травы, провожали его долгими взглядами.
До казарм он добрался уже после обеда, всё выглядело спокойным. Он заметил, что, с тех пор, как они отремонтировали казармы, на крепостном валу и стенах выбоины от канонад французов, но ущерб выглядел незначительным. Поднявшись по лесам и спустившись в корзинах с зубчатых стен, несколько человек заделывали выбоины и трещины от пушечных ядер.
Эцио спешился и сунул поводья подбежавшему конюху, потом стер хлопья пеня вокруг рта коня – он старался не загнать животное – погладил его по морде, и только после этого без предупреждения направился через плац к жилищу Бартоломео.
Он мысленно обдумывал свой следующий шаг. Эцио полагал, что теперь, когда Банкир мёртв, его враг может что-нибудь предпринять для того, чтобы снабжение армии не прекращалось. Ассасин так задумался, что опешил, когда ему в нос уперся кончик Бьянки, двуручного меча Бартоломео.
– Стой, кто идет? – Взревел Бартоломео.
– И я тебя приветствую, – отозвался Эцио.
Бартоломео громко хохотнул.
– Попался!
– Учишь меня быть всегда начеку.
– Верно, – Бартоломео подмигнул. – Я думал, это моя жена!
– Ясно.
Бартоломео опустил меч и обнял Эцио. Когда он выпустил его из своих медвежьих объятий, лицо Барто было серьезным.
– Я рад, что ты приехал, Эцио.
– Что случилось?
– Смотри!
Эцио проследил за взглядом друга и увидел взвод входящих на плац раненых наемников.
– Эти французские шлюхи снова на нас напали, – ответил Бартоломео на незаданный вопрос Эцио.
– Я думал, ты уже содрал шкуру с их генерала – как там его звали?
– Октавиан де Валуа. |