|
Конечно, Дэллоу прав — они в безопасности: Спайсер мертв, Друитта убрали с дороги, а Кьюбит бог знает где (его-то никогда не заманить в суд свидетелем, слишком хорошо он знает, что его повесят, очень уж большую роль играл он во всем этом, да и в 1923 году его уже сажали в тюрьму). А Роз — его жена. Полная безопасность, насколько это вообще мыслимо с женщинами... Они благополучно выскочили из этой игры... все-таки выскочили. У него еще... Дэллоу и в этом прав... впереди шестьдесят лет. Мысли его опять растеклись в разные стороны: субботние ночи, затем роды, ребенок, привычка и ненависть. Он взглянул поверх столиков — смех той женщины был словно крушение всяких надежд. — Как здесь душно, — сказал Малыш, — хорошо бы подышать воздухом. — Он медленно повернулся к Роз. — Пойдем, пройдемся, — предложил он. На пути от столика к двери он нашел нужную мысль среди вороха остальных и, когда они вышли на подветренную сторону мола, прокричал ей: — Мне лучше убраться отсюда. Он положил ей руку на плечо и с предательской нежностью повел ее под застекленный навес. Со стороны Франции набегали волны, с глухим шумом разбиваясь у их ног. Малышом вдруг овладела отчаянная решимость, как в тот момент, когда он увидел Спайсера, склонившегося над своим чемоданом, или когда Кьюбит выпрашивал у него в коридоре деньги. Отделенные от них стеклянной витриной, Дэллоу и Джуди сидели над своими стаканами; вот к чему сводится первая неделя шестидесяти лет — общение, чувственный трепет, тяжелый сон, пробуждение рядом с кем-то. Среди безлюдной, наполненной шумами темноты в уме Малыша пронеслось все его будущее. Это было похоже на автомат: опустишь пенни — и зажигается свет, открывается дверка, начинают двигаться фигурки. С притворной теплотой он сказал: — Вот здесь мы встретились в тот вечер, помнишь? — Да, — ответила она, со страхом глядя на него. — Слушай, зачем они-то нам нужны? — сказал он. — Давай сядем в машину и поедем... — Он внимательно посмотрел на нее. — За город. — Холодно. — В машине не будет холодно. — Он опустил ее руку и добавил: — Ну конечно... если ты не хочешь ехать... я и один поеду. — А куда? — Я же сказал тебе. За город, — ответил он с нарочитой небрежностью. Малыш вынул из кармана пенни и сунул его в ближайший автомат. Затем, не глядя, выбрал ручку и дернул за нее; и тут же с шумом начали вылетать пакетики с фруктовой жевательной резинкой: лимонная, грейпфрутовая, ликерная — это был выигрыш. — У меня легкая рука, — усмехнулся он. — Что-нибудь случилось? — спросила Роз. — Ты ведь видела ее? — ответил он. — Поверь мне, она и не думает отстать от нас. Однажды за городом у дороги я видел хорька... — Малыш обернулся, свет одного из фонарей мола упал на его лицо — в глазах был блеск, оживление. Он продолжал: — Я собираюсь проехаться, а ты оставайся, если хочешь. — Я тоже поеду, — возразила она. — Можешь не ехать. — Нет, поеду. У тира Малыш остановился. На него нашло озорное настроение. — Который час? — спросил он у хозяина тира. — Ты сам прекрасно знаешь, сколько сейчас времени. Я тебе и раньше говорил, что не стану впутываться... — Ладно, не лезь в бутылку, — оборвал его Малыш. — Дай мне ружье. Он поднял ружье, уверенно прицелился в «яблочко», затем умышленно сдвинул дуло и выстрелил. |
